— На вас?!!
— Мы втроем и читали. Я, Ульрих, Майер. Вы уйдете спать, а рукопись-то вот она — лежит…
— Так… И… как? Только честно.
— Нам всем очень понравилось. Конечно, на войне так не бывает, но… Людям другое и не следует рассказывать. Вы талантливая, госпожа Агата! И мы… Мы все желаем вам удачи!
Провожали писательницу действительно все.
Солдаты хвалили ее роман! Люди, прошедшие через ад. Потерявшие все. Восставшие из пепла. Она доставила им вечер приятных эмоций. Заставила поверить в любовь и мечты! Что может быть чудеснее? Ей бы так хотелось, чтобы Ульрих, Майер, Ганс, Густав и Касс нашли свое счастье!
* * *— Госпожа фон Лингер! Как приятно вас видеть, дорогая! Чай? Кофе? Знакомый кондитер утром прислал лимонные пирожные, как чувствовал, что к нам сегодня заглянет дорогая гостья, правда, Жоззи?
Собака слизывала с бархатной, расшитой золотом подушечки остатки крема. Почему-то это зрелище вызвало отвращение. Агата и раньше не испытывала к Жозефине-Розалинде нежных чувств. Это при том, что собак она любила. Писательница сделала несколько глубоких вдохов и, стараясь не смотреть в сторону литтл-херригана, как можно более дружелюбно произнесла:
— Спасибо, господин фон Бикк. Я, пожалуй, воздержусь. Завтрак был более чем плотным (и это, кстати, истинная правда! Спасибо Кассу…).
— Ах, какая жалость! Но ничего-ничего, мы завернем вам пару пирожных с собой! Правда, Жоззи-Роззи?
Жоззи-Роззи выразительно чихнула, отчего остатки пирожного разлетелись в разные стороны. Капелька крема попала на рукав Бикка, но он этого не заметил. Агата присела на краешек диванчика, стараясь не обращать на все это внимание.
— Итак, гопожа фон Лингер, с чем пожаловали?
— Госпожа Агата Энтин. Со вчерашнего дня. Мы с господином фон Лингером разведены, и я обращаюсь в ваше издательство как самостоятельное лицо. Я более не являюсь редактором Людвига фон Лингера.
— Ах, вот как… Ну что ж, госпожа фон Лин… ээээ… мм-м… госпожа… Агата. Я… Я весь, собственно говоря, к вашим услугам. — Издатель откинулся на спинку кресла и развел руками.
— Господин фон Бикк Я принесла рукопись.
— Чью?
— Мою рукопись.
— И вы собираетесь печататься?
— Под женским псевдонимом.
— Для вас это принципиально?
— Более чем.
— Я вас понял. А теперь, — Бикк встал, взял на руки собаку, вышел из-за стола и опустился в кресло прямо напротив Агаты, — теперь послушайте меня. Не надо. Слышите? Не надо устраивать революцию, дорогая. Вы не в том положении. Даже если бы ваша рукопись была подписана мужским псевдонимом, я не намерен тратить время на ее чтение. Время — деньги, милочка. Возвращайтесь-ка лучше редактировать тексты Лингера. То, что он пишет самостоятельно, отчаянно требует вашей редактуры! Я признаю ваш талант! Бесспорно, признаю! Да, Жозефина?
— Но господин фон Бикк…
— Я еще не закончил. Вам ведь нужны деньги, так? Старина Бикк никогда не скупился ради выгодных проектов, госпожа фон Лин… эээ… да. Так вот. Не хотите жить с Лингером — извольте, дело ваше! Мы с Жоззи-Роззи никогда не лезем в частную жизнь, да закроют Всеблагие лица облаками! Какое наше дело? Мы ведь можем сотрудничать с вами совершенно самостоятельно, не правда ли? Сколько вы хотите за полную редактуру новой книги Лингера? Сколько? Заметьте, я готов на многое. Вы действительно вольны диктовать условия. Пока я добрый. Да, Жозефина?
— Хорошо. Вы печатаете меня под женским псевдонимом, а я редактирую все, что вы скажете.
— Э нет, госпожа фо… эээ… Агата. Во-первых, я не буду позорить уважаемое издательство женскими именами. Абсурд! Немыслимо! Вестникам и не снилось! Я столько лет добивался уважения и престижа! А во-вторых, у вас появится свой интерес. Вы почувствуете конкуренцию. Нет. Нет, нет и еще раз нет! Исключено!
— Рррррррррр… Ау-ауууу! Тяф! Тяф-тяф-тяф!
— Не волнуйся, Жоззи. Госпожа… эээ… Агата сейчас подумает хорошенько и озвучит нам с тобой кругленькую сумму своего будущего гонорара! Правда, госпожа Агата? Ну не капризничайте, право слово! И учтите, второй раз я вам предлагать ничего не буду! Вы хоть и весьма талантливый, опытный и добросовестный редактор, но не единственный! Далеко не единственный. Таких, знаете ли…
— Таких много. Уверена, вы с Людвигом найдете мне достойную замену. Всего доброго, господин фон Бикк.
Уже за спиной она услышала:
— Я даю вам время подумать!
Конечно, она подумает. Агата Энтин очень скоро будет нуждаться в деньгах. Крайне нуждаться. Но до чего же… Обидно. Больно. Столько работы. Бессонных ночей. И это все…
Она опустилась на скамейку, все еще прижимая к себе толстую папку синего цвета с гербовой печатью короля Карла. Надо же… Она и не замечала раньше. Бархатная бумага, золотое теснение. Эрик дал… Ну да, какие еще папки могут заваляться у бывшего канцлера?!
Вдруг стало смешно. Неестественно весело. Неожиданно она запрокинула голову и рассмеялась в высокое, пасмурное небо, подставив лицо снежинкам. Несколько дней до этого небо было ясным, светило солнце, но сегодня шел снег, который, казалось, усиливался. В детстве она верила, что Вестники, готовясь к празднику, выбивали на небе перины.
— Агата! Я рад видеть тебя. — Голос над головой немедленно прервал все веселье.
— Людвиг? Здравствуй. Что ты здесь… Хотя странный вопрос, что ты делаешь возле издательства, правда? Скорее, ты должен был бы спросить, что здесь делаю я. — Она грустно улыбнулась, все так же крепко прижимая к себе папку.
— Агата, перестань. Дорогая, все не так плохо, как ты думаешь. Я готов простить тебя. Конечно, при условии, что твое дальнейшее поведение будет, как и раньше, безупречным. Мама, конечно, очень сердита. И есть из-за чего. Она находится под присмотром приходящего психиатра. Только чудом удалось избежать клиники! Как ты могла поступить так с нами, с твоей семьей. А поместье?! Нас выставили оттуда, как… нищих оборванцев! Но я все это готов тебе простить!
— О чем ты, Людвиг? За что тебе меня прощать, позволь спросить? За то, что у тебя все это время была любовница, которая едва не лишила меня жизни? За что я должна просить прощения у фрау Берты? За то, что ее сын украл