«Откуда ты знаешь?»

«Ты сомневаешься в том, что хозяин и Агата?..»

«Нет… Это я знаю. Я про Адель?»

«Все же женщины лишены способности логически мыслить… Определенно!» — Грон положил голову на вытянутые лапы и прикрыл глаза.

«Грон! Ненавижу, когда ты так делаешь… Говори толком, что ты имеешь в виду?» — Эльза недовольно ходила вокруг пса, с равнодушным видом развалившегося у камина.

«Дурочка… Ты чувствуешь Агату. Я — хозяина… Ну… в этом смысле. Поняла?» — Во взгляде друга было столько снисхождения, что Эльза и правда устыдилась. Могла бы и догадаться… Собака вздохнула, подошла к Агате, уткнулась мордой в колени — не переживай, все будет хорошо. Женщина опустилась рядом, прижалась к теплому боку. Потрепала по голове.

«Грон?» — Эльза повернула голову в сторону камина, но так, чтобы Агате было удобно чесать ее за ушком.

«Ну что еще?»

«А когда ты почувствовал… Хозяин… он… был счастлив?»

«Очень. Ничего подобного раньше с ним не бывало. Мы должны оберегать Агату, потому что… Он не переживет, если что. А она?»

«Тоже. В их чувствах я не сомневаюсь. Но вот какую очередную глупость выкинут они в следующий раз…»

«Да. Люди непредсказуемы. Очень уязвимы. И, к сожалению, не очень умны».

Грон благодушно посматривал на женщин, а сам прислушивался к тому, что происходило в доме. Сосредоточенность солдат. Тревога Эрика. Надежда Виллы и Конрада. Дикая злоба Берты. Растерянность и страх Людвига. Все это вибрировало сквозь стены, и все это чувствовал низерцвейг — удивительная магическая собака с огромным ресурсом невероятных возможностей.

Стук в дверь не застал собак врасплох. Они почуяли Касса еще на первом этаже. И, конечно же, дело было в бдительности, а вовсе не в том, что повар нес в кармане белоснежного фартука лакомство: нарезанные ломтики яблока.

— Госпожа Агата, можно?

— Конечно, Касс. Входи.

— Я принес ужин. Господин Эрик распорядился — сказал, что вы поужинаете вдвоем. Со всеми этими событиями я не успел ничего особенного. Тут тушеные овощи, холодная говядина… Я принес вина. Хлеб свежий, утренний. Госпожа Агата, может, вам бы хотелось чего-нибудь особенного? Я ведь многое умею! Но от обитателей дома, да и от вас, — никаких распоряжений! — Касс обиженно уставился на хозяйку.

Агата улыбнулась. Касс выглядел очень несчастным. Мол, совсем меня забросили. Не дают проявиться таланту… Что же для него такое придумать?

— Касс… А вы умеете печь «День-Ночь»?

— Спрашиваете, госпожа Агата! — Повар только что не подпрыгнул от счастья. — Конечно! Скоро ночь Семи Вестников… Но если вам хочется, я испеку сегодня! Вы только скажите — часа через четыре будет готово, его остудить надо по правилам. Но знаете? Бабушка пекла и всегда давала кусочек на пробу — горячий еще. Так он и горячий вкусный! Бабушка моя по части выпечки большая мастерица была. У меня и рецепт ее остался! Пальчики оближете, госпожа Агата! И барону наверняка понравится…

— Тише, Касс, — Агата поднесла палец к губам, напоминая, что барон в доме инкогнито, мало ли кто услышит, — нет, сегодня ничего печь не нужно. Лучше к празднику. Но у меня к вам будет просьба.

— Все, что вам будет угодно, госпожа Агата!

— Позовите меня. Давайте вместе. Мама пекла… На праздник. Всегда. А научить… не успела.

Солдат кивнул, и было в его добрых глазах столько тепла и света, что, когда он ушел, Агата не выдержала. Заплакала. От воспоминаний. От счастья. От любви. И от страха все это потерять.

Она села в кресло, и сразу две золотистые мордочки пристроились к ней на колени. Касс передал ей салфетку, в которой лежали дольки яблок. Ароматные кусочки исчезли, как по волшебству, за одно мгновение! Собаки очень любили яблоки. Агата улыбнулась, полезла в карман платья — вдруг там есть еще? Она теперь так часто носила с собой нарезанные яблоки для собак, что могло и повезти.

— Нет, — вздохнула Агата, погладив Эльзу по голове, — больше нет…

Яблок в кармане не было. Вместо них на ладони красовалась визитная карточка. Золотые буквы на атласной, шелковой бумаге кремового цвета: «Аделинда фон Генгебах».

Эльза чихнула. Грон зарычал.

Эта женщина… Красивая. А какое на ней было платье! Интересно, ей самой бы пошло? Даже если и так Она не умеет все это носить. Так… элегантно. Таинственно. Эрик сказал, чтобы она была осторожна. Что Адель опасна. Он сказал: «Адель». Барон, видимо, знал ее раньше. Эта женщина украла ее мужа. Ну и пусть! Пусть забирает! А… Эрик? Он… тоже увлечен этой… Генгебах?

Агата попробовала неприятное имя на языке. Зачем ей понадобилась моя жизнь? Мой муж? Что же произошло? И… когда? Как давно Людвиг изменяет?

От этих мыслей стало холодно и гадко. Она вспомнила ночи с Людвигом. Ей казалось, это были ночи любви. Казалось. А на самом деле он… Всеблагие, как она была глупа! И что теперь?

Захотелось поговорить с Людвигом, вытрясти из него правду. Всю правду! Выпить эту боль до дна, залпом. Выпить, забыть и больше никогда к этому не возвращаться. Развод. Она хочет развод! Никогда! Больше никогда и никому она не поверит.

Да, ей хорошо с Эриком. Так хорошо, что даже дышать в полную силу страшно, ну и что? Пусть будет как будет. Счастье — мотылек. Бабочка. Села на мгновение, раскрыла яркие крылышки и упорхнула. Она будет помнить его всю жизнь. Но она больше не будет надеяться. Хватит! Это… слишком больно. Сейчас она пойдет, поговорит с мужем, а потом найдет Эрика и скажет ему, что…

Госпожа фон Лингер, не обращая внимания на ворчание собак, решительно направилась к двери и столкнулась с бароном.

— Агата. — Мужчина обнял и замер, уткнувшись лицом ей в шею.

Разом растеряв все свои вопросы и боевое настроение, она стала осторожно поглаживать по закаменевшей спине, шептать банальные слова о том, что все будет хорошо.

Эрик… Скоро праздники, и она будет печь с Кассом кекс. Загадает желание. Барона тоже обязательно заставит жечь в камине записку! Будет верить. Надеяться. Любить. И никакое предательство не заставит ее отказаться от