– Ну да, жратву, – повторил Ралл. – Это такая штука, которую кладут в рот. Могу тебя порадовать: крыс вы есть больше не будете. Но есть и плохая новость: скорее всего, после этой кормежки вы вообще больше не будете есть. В Дыре практически нечего пожевать.
Валин понятия не имел, о чем тот говорит, но в его словах ему почудилась какая-то тяжесть, может быть, даже угроза.
– Что за дыра?
– Скоро сам узнаешь. Ты чего больше хочешь – жрать или болтать?
У Валина громко заурчало в желудке, и он кивнул. Он не имел представления о том, что его ждет, но как писал Гендран: «Выбор между стратегией и едой – не выбор вовсе. Солдат не может долго прожить на одной стратегии. И он не может импровизировать еду».
Крошечный корабельный трюм представлял собой хаос мельтешащих рук, громких голосов, зловония немытых тел. Изголодавшиеся кадеты, числом двадцать один, толкались и бранились, запихивая дымящуюся еду себе в глотки. Трапеза была небогатой – бобовая похлебка и пара подносов с нарезанным мясом, – но она была теплой, и самое главное, это были не крысы. Вместе со всеми остальными Валин принялся хватать горстями еду и набивать щеки, осознавая, что эта видимая милость, подобно многим другим на протяжении последней недели, скорее всего, обернется ловушкой.
Кто-то дотронулся до его плеча. Валин резко обернулся, уже подняв кулаки, и обнаружил, что смотрит в глаза Ха Лин. Она всегда была стройной, но напряжение последних дней сделало из нее практически скелет. Один ее глаз распух и полностью закрылся; окружающая его кожа уже сменила цвет с лилового на болезненно-желтый. На лбу девушки появилась новая рана, достаточно глубокая, чтобы оставить уродливый шрам.
– Милостивая Эйра, Лин! – выдохнул Валин, поперхнувшись глотком воды, который как раз набрал в рот.
Она скорчила пренебрежительную гримасу.
– Брось. Нам всем досталось.
Это было правдой. Только за то время, пока он поглощал свою скудную порцию еды, Валин успел увидеть сломанные пальцы, разбитые носы, недавно выбитые зубы. У него самого при каждом вдохе третье ребро отзывалось острой болью; он подозревал, что сломал его, но не имел представления, когда и как. Он всегда думал, что ветераны получили свои шрамы во время выполнения летных заданий, но сейчас начинал подозревать, что возможно, самое худшее с ними произошло во время сдачи Пробы.
– Ну как оно тебе? – спросил он, пытаясь найти нужные слова. – Последняя неделя, я имею в виду.
– Кошмар, – коротко отозвалась она. – Как и было запланировано.
– Ты в порядке?
– Я же здесь, верно? Не на борту корабля, плывущего на Арин.
В ее голосе послышался отзвук прежней стальной силы.
– Нет, конечно. Но выглядишь ты… – Он положил руку на ее предплечье. Оно было тонким, как веточка. – Как ты только держишься…
– Я в порядке.
– Послушай… – начал Валин, наклоняясь ближе к девушке, чтобы получить хоть какую-то видимость разговора наедине в этом хаосе тел и голосов.
– Не сейчас, Валин. Я пришла не для того, чтобы надо мной хлопотали и нянчились. Я хотела предупредить тебя, чтобы ты был осторожен в течение следующего испытания. Приглядывай за Юрлом.
– Я сделаю с ним и чего похуже, если представится шанс.
Это прозвучало как пустая похвальба, но Валин говорил совершенно искренне. Обучение кеттрал по определению несло в себе опасность; во время Пробы опасность увеличивалась десятикратно. Несчастные случаи не были исключены, и всегда можно было помочь им случиться.
На губах Лин промелькнула улыбка, но тут же исчезла.
– Это палка о двух концах! – прошипела девушка. – Он ведь тоже будет охотиться за тобой, а совести у него поменьше, чем у тебя.
Она понизила голос и оглянулась через плечо, прежде чем продолжить:
– Я должна тебе кое-что сказать. Там, на утесах, пока они смешивали меня с дерьмом, я тоже успела нанести пару ударов. Если ты все же окажешься против Юрла, его левая лодыжка… – Она тряхнула головой, внезапно потеряв уверенность. – Я не знаю точно… в последнюю неделю он вроде был в порядке… но мне кажется, я почувствовала в нем какое-то напряжение, в одном из сухожилий. Помнишь, когда Гент потянул лодыжку на арене четыре года назад? Никто даже не заметил. Он мог бегать и драться, но потом, во время того задания на болоте, он неудачно наступил на нее и… хрусть!
Валин кивнул. Гент был в ярости из-за этой травмы и несколько месяцев отказывался от предписанного его лодыжке покоя, настаивая, что она «в полном порядке, мать вашу!».
– Возможно, у Юрла что-то похожее, – продолжала Лин, морщась от неуверенности. – Я не знаю. Затрудненность при боковых движениях, может быть. Может быть, слабость под определенным углом… в любом случае, ты можешь испытать его, если окажешься в трудной ситуации.
Валин внимательно посмотрел на свою подругу. Как писал Гендран в главе, посвященной боевому духу, «пропасть разделяет человека побитого и человека сломленного». Юрл и Балендин действительно отняли нечто у Ха Лин на Западных Утесах – достоинство, уверенность в себе, – но боевой огонь в ней по-прежнему был. Потребуется гораздо больше, чтобы лишить ее стойкости.
– Просто так он не отделается, Лин, – сказал Валин, положив ладонь ей на плечо.
– Нет, – согласилась она, сжав его руку. Ее улыбка стала шире. – Не отделается.
И потом, прежде чем он успел сказать еще хоть слово, она повернулась, и он тут же потерял ее в толкучке.
* * *Валин ни разу не ступал на берег Ирска; этот остров был запретным для кадетов. Впрочем, ему доводилось видеть его с кораблей и с воздуха во время летных учений, сбросов бочонка и тому подобных мероприятий. В отличие от остальных островов архипелага, на каждом из которых имелась какая-то растительность и питьевая вода, Ирск был угрюмым местечком – только черные известняковые утесы, стоявшие сплошной зубчатой стеной, так что весь остров напоминал высунутый из воды каменный кулак. Он едва ли составлял полмили в поперечнике – слишком мало, чтобы здесь могла существовать какая-то жизнь, если не считать чаек и крачек, гнездившихся повсюду на скалах. Валину никогда не приходило в голову, что этот остров может играть какую-то роль в Пробе, и когда он сошел со шлюпки на каменистый мыс, служивший природной пристанью, и осмотрелся вокруг, то почувствовал засевшую в нем занозу беспокойства, не переставшую его донимать и после того, как он вслед за другими отправился в глубь острова.
Узкая тропа, петляя между торчащими глыбами, уводила их все выше и выше, пока не вывела в котловину приблизительно круглой формы, шагов тридцать в поперечнике, по всей видимости, представлявшую собой центр острова. Со всех
