Внутреннее зрение обострилось, как будто раньше ему мешали какие-то преграды: я видел танец светящихся огоньков на сотни, тысячи миль вокруг. Краснеющее ожерелье уходящего вереницей отряда Рохо, нервные переливы паучьих стай, ползунов, точащих шкуру Утопии, как черви гнилое яблоко, негаснущее кострище Цитадели, где человеческие угольки вспыхивали, раздуваемые яростью, похотью и алчностью. Все это острее, четче, резче, чем обычно.
Но начинались галлюцинации, и я уже не мог отличить обычное зрение от внутреннего, реальность от предсмертного бреда. Мне казалось, что я оставил тело, распятое на ржавых балках, и поднимаюсь над ним в горячем застывшем воздухе, оглядываясь по сторонам. На горизонте врос в песок колючий черный многоугольник, наполненный красноватыми огоньками. Часть из них была обычным свечением людей, у других свет колебался вокруг темной сердцевины. Они были живыми, но и мертвыми в то же время. Покидая многоугольник, они двигались на восток, где трепетали, гасли и вспыхивали снова, сталкиваясь с волной металлических огней, похожих на отблески на вороненом ружейном стволе. Эти огоньки, наоборот, были мертвыми, но и живыми при этом. Они исходили потоками из недр многомерного кристалла, растущего на месте бывшего Грин-сити.
Там растекалась в пространстве немыслимо сложная конструкция из пульсировавших линий, которые пересекались под разными углами. Это были непрерывные потоки частиц, непонятных значков, похожих на цифры. Они бежали туда и обратно, пересекались, сплетались в единые тела двуногих, многоногих, движущихся на колесах существ, расползавшихся во все стороны. Значки были их кровью, в значках заключалась для них жизнь. Эти существа сливались в единый прилив, стальное цунами, пытающееся смести черный многоугольник.
Я видел вблизи одного из них – гиганта, заслонявшего солнце. Он шел вперед на гибких лапах из множества сочленений, и от его шагов содрогалась земля. Меня охватила уверенность, что я должен остановить великана – из последних сил, любой ценой, пока мой разум не померк окончательно. Повинуясь непонятно откуда взявшемуся чутью, я скользил вдоль светящихся нитей и пунктиров, наполнявших утробу чудовища, и искал центр, где сходятся все потоки. Вот он – главное пересечение в этом лабиринте. Продолжая следовать интуиции, усилием воли я начал останавливать определенные значки, менять их местами, совмещать те, что всем своим видом кричали, что не должны быть рядом ни при каких условиях. И добился своего.
Поток застопорился, значки замедлили ход в пульсирующих венах, начали сплетаться в один воспаленный узел. Здесь рос мертвенный тромб, перекрывший движение. Он вспухал, увеличивался в размерах, раздувался гигантским фурункулом и, наконец, взорвался с ослепительной вспышкой, брызнув во все стороны гаснущим гноем омертвевших знаков. Знаков, которые больше ничего не значили. Стальной гигант замер и почернел. Я больше не видел его, теперь он стал мертвым среди мертвых, как любой другой кусок бездушной материи.
Эта битва окончательно лишила меня сил, я вновь спускался вниз – к своему остывавшему телу. Оно тоже потускнело, почти сливаясь с окружавшей меня полутьмой. Но под ним, ниже поверхности планеты, в глубинах затаилась настоящая тьма. Та самая, что была связана со всеми бессловесными хищными тварями, захватившими Утопию. Я смотрел на нее, как в первый раз, и она начинала смотреть на меня в ответ.
Сначала это было лишь непроницаемое пятнышко где-то в самой сердцевине подземных недр, но чем дольше я в него вглядывался, тем больше оно становилось, разрастаясь, словно распускающийся черный цветок. Точка, пятно, клякса, извилистая червоточина медленно, но неуклонно расширяющаяся во все стороны. Я чувствовал взгляд – взгляд живого существа. Не разумного в человеческом понимании, нет, но и не бессмысленного зверя. Чего-то, выходящего за пределы нашего разума. Как если бы живой тварью вдруг оказалась черная дыра или газовая планета-гигант. Оно понимало, что мне скоро придет конец, но смотрело без всякого сочувствия, злорадства или хотя бы малейшего интереса. Так человек смотрит на каплю дождя, разбивающуюся о рябь лужи.
Я почувствовал, что этот сгусток тьмы чудовищно плотен. Как будто был спрессован из такого количества материи, что хватило бы на целую Солнечную систему с десятком планет, и обладал немыслимой гравитацией. Тьма тянула меня к себе, и не было никаких сил сопротивляться ее притяжению – я никогда в жизни не сталкивался ни с чем, что источало такую немыслимую мощь.
Теперь я двигался вниз, тонул в толще Утопии, как муха в тягучем сиропе. Мое тело оставалось наверху, как будто я, нырнув в воду, видел кого-то другого, безмятежно лежавшего на волнах. Оно уже почти не светилось, но его окружило кольцо других огоньков – ярких, живых. Опять я не мог понять, каким из зрений я вижу происходящее и где граница кошмаров умирающего мозга. Одновременно я смотрел из вязких глубин, затягивавших меня все ниже и ниже, и через полуприкрытые остывающие веки. Мое тело обступили фигуры в траурных черных доспехах и шлемах. У них на груди был символ в виде крылатого черепа. Я опять вспомнил о карте «Смерть» – иногда скелет изображался там рыцарем в латах цвета безлунной ночи. Они подняли меня на руки и погрузили в стальной катафалк. Повозка двинулась сквозь песчаные смерчи, пока не оказалась у врат железной крепости. Створки медленно открылись и поглотили нас, как огромная пасть.
Мое зрение больше не двоилось, я не погружался в глубины и не был закован в остывающий труп. Вместо этого я оказался в туннеле из холодного сияния. Тьма в недрах Утопии, железная крепость, мое неподвижное пустое тело, сама планета, окружавшая ее галактика с мириадами звезд и планет – все оставалось где-то позади… Я направлялся к источнику ослепительного белого света, который обещал вечный покой.
Но слиться с ним мне так и не удалось. Что-то пошло не так, я обрушился в черную яму, провал памяти. Перестал существовать не то на доли секунды, не то на целую вечность. Когда я снова вынырнул, свет больше не приближался и не заливал все вокруг. Он сузился до круга с четкими границами, затем разделился на шесть одинаковых светящихся кружков, висящих у меня перед глазами. Я попытался рвануться в их сторону, но ничего не вышло – меня снова держало собственное тело. Вдобавок оно было приковано к какой-то прохладной поверхности. Я попробовал оглянуться по сторонам, но не смог – голова тоже была зафиксирована.
Еще несколько мгновений я не видел ничего, кроме светильников, пока на их фоне не появились и не начали медленный танец стальные щупальца. На
