А степь уже ожила после недолгой южной зимы. Это там, в столице, в это время вполне еще может пойти снег. А здесь глаз радовался яркой сочной зелени. Цветов еще не было, но они вот-вот должны были появиться. И тогда к зеленому добавятся желтый и красный. А потом безжалостное солнце все перекрасит в цвет пожухлой, высохшей травы.
По дороге частенько попадались населенные местечки. Несколько раз в них даже останавливались, чтобы напоить лошадей. И арестанта заодно. Когда уже стемнело и возок в очередной раз остановился, Алекс понял, что они остановились на ночлег. Щелкнул запор, и дверца распахнулась.
– Выходи!
Выбравшись наружу, лейтенант еще раз попытался разговорить конвоиров, и опять безуспешно. На ночь его заперли в камеру полицейского участка. Жандармы еще долго ругались с полицейскими, выбивая для Алекса отдельное помещение. В свою очередь он попытался выбить у жандармов ужин, но получил жесткий ответ:
– Вот приедем в Текуль, там вас на довольствие и поставят, а сейчас – не положено.
Однако засыпать под урчание пустого живота лейтенанту все-таки не пришлось, выход нашелся быстро. Алекс дал денег дежурному полицейскому, и он за долю малую сбегал в местный кабак, пока тот еще не закрылся, и продовольственная проблема была решена. Здорово выручила шинель, послужившая матрасом и одеялом одновременно. Утром лейтенант опять отправил дежурного в кабак, но едва тот вернулся, как заявились жандармы. К счастью, они не стали возражать, чтобы Алекс взял завтрак с собой.
Следующий день почти полностью повторил предыдущий, за исключением того, что выехали раньше, ехали дольше и, в конце концов, приехали в Текуль. Несмотря на ночное время, здесь их ждали.
– Спасибо, что подвезли, – попрощался Алекс с привезшими его жандармами.
Те были настроены весьма серьезно и шутки не оценили.
– Ступай давай, шутник.
Лейтенанта вместе с вещами передали местным жандармам под роспись. Местные были куда менее любезны. Алекса обыскали, отобрали все личные вещи, кроме туалетных принадлежностей, и отвели в одиночную камеру. Дежурный зажег оплывший огарок свечи.
– Располагайтесь, господин лейтенант. Завтра утром вас на допрос вызовут.
Допрос – это хорошо. Там закончится томительная неизвестность, можно будет встретиться с врагом лицом к лицу и, наконец, дать ему бой. Никакой вины за собой лейтенант не чувствовал, был уверен в своей правоте и надуманности обвинений, которые ему могут предъявить. Тем не менее червячок сомнений продолжал точить мозг. Ведь какие-то основания для открытия дела и его ареста у Дережицкого все-таки были. А если он осмелился пойти на такой шаг, то у него должны появиться и какие-то покровители, способные защитить жандармского подполковника от гнева клана Магу. Алекс припомнил, что видел похожего на Дережицкого человека на перроне столичного вокзала. Может, это, действительно, был он?
Утром Алекса отвели в туалет, потом накормили, и только после этого он предстал перед начальником жандармского отделения. Кроме подполковника в кабинете присутствовал толстомордый жандармский ротмистр в туго обтягивающем огромный живот мундире.
– Штаб-ротмистр Крыжопуло, мой помощник, – представил толстяка Дережицкий, – он непосредственно будет работать по вашему делу.
Рожа Крыжопуло лейтенанту сразу не понравилась – эдакий жирный одышливый бульдог с отвисшими брылями. Такой, если вцепится по команде хозяина, то просто так не отпустит. Как бы помощник опаснее начальника ни оказался.
– Не могу сказать, что рад знакомству с господином Крыжопуло, но могу я наконец узнать, в чем меня обвиняют?
– Можете, – любезно согласился Дережицкий, – обвиняют вас в государственной измене.
Чего-то подобного Алекс и ожидал. Иначе, чего бы это жандармы суетились? Гораздо более интересны были конкретные обвинения.
– И с кем же я, по вашему мнению, нашему государству изменил?
– А вот это нам и предстоит выяснить следственным путем. Кстати, – взгляд подполковника задержался на груди лейтенанта, – почему это вы ордена не сдали?
У самого Дережицкого, кроме трех юбилейных медалек, на груди висел только Станислас второй степени, мечи к которому не полагались вовсе и коий записными остряками именовался «за беспорочное протирание штанов». У его помощника и этого не наблюдалось.
– Никто не требовал, я и не сдал.
Арестованным быть при орденах не полагалось, и это был явный прокол принимавшего его дежурного жандарма.
– Вахмистр!
В дверях нарисовался дежурный.
– Примите у лейтенанта ордена, – распорядился подполковник.
– Не отдам, – неожиданно уперся Алекс, – мне их сам государь-император вручал, не вам их и отнимать.
Если бы вчера того же самого потребовал дежурный, он бы подчинился, закон – есть закон, но сегодня, перед этими рожами, в него вселился бес противоречия.
– Вы что же, драться с нами будете? – удивился Дережицкий.
– Буду, – набычился Алекс, сжимая кулаки.
Возникла пауза. Подполковник нервно постукивал карандашом по столу, ситуация начинала накаляться.
– На родственников своих надеетесь, лейтенант?
– Надеюсь, – не стал скрывать Магу. – А вот на что надеетесь вы, подполковник? Новых покровителей себе нашли? К ним в столицу ездили?
Вопросы выбили Дережицкого из привычной колеи, и он прокололся:
– А вы это откуда знаете?
И тут Алекс сделал то, чего и сам от себя не ожидал. Он перегнулся через стол и прошипел жандарму в лицо:
– А я о тебе все знаю!
Не ожидавший такого подполковник инстинктивно отшатнулся. Теперь, для восстановления реноме среди подчиненных ему ничего другого не оставалось, кроме как применить к арестованному самые строгие меры.
– Взять его!
На помощь дежурному вахмистру прибежали еще трое. Ситуация осложнялась еще и тем, что клиент был настроен весьма решительно, а сильно бить его или, страшно подумать, калечить было чревато самыми серьезными последствиями. Начальству, конечно, виднее, но оно как пришло, так и уйдет, а папаша Магу нанесенные сыночку обиды возьмет и припомнит. Да и сам лейтенант определенную репутацию в Текуле успел заработать.
В конце концов, понукаемые подполковником подчиненные перешли в решительную атаку. Одного Алекс успел встретить
