Мальчик привычно смахнул волосы с глаз вместе с воспоминанием об отце и спрыгнул с изгороди.

– Нам надо возвращаться, – сказал он.

Мне хотелось сказать что-то утешительное, чтобы уменьшить боль, но я и сама испытывала то же чувство, тот же ужас падения в бездну. Я смогла выдавить только несколько простых слов.

– Я благодарна тебе за ботинки, Эбен. Ты даже не представляешь, как много они для меня значат.

Он кивнул.

– Я их еще и почистил.

Я заподозрила, что этой любезностью он, как Гриз, отдал мне долг.

– Ты ничего мне не должен, Эбен. Я позаботилась о твоем коне не ради тебя – мне и самой это было нужно.

– Это я понял уже давно. – Эбен обогнал меня и пошел впереди.

Возвращались мы снова по другому туннелю, но сейчас мне лучше удавалось запомнить дорогу, постепенно я начала разбираться в здешней хаотичной архитектуре. Узкие улицы, туннели и дома, как бы вырастающие на зданиях большего размера. Казалось, что громадные постройки города сплетаются между собой, образуя единую структуру – как исполинский зверь, который отращивает себе новые конечности и глаза, заботясь не о красоте, а только о сиюминутных нуждах. Сердцем зверя был Санктум, а скрытые внизу подземные пещеры – кишками. Никто ни разу не обмолвился мне о том, что за жизнь бурлит под Санктумом, и я ни разу не видела за трапезой те фигуры в плащах или рясах. Они держались обособленно.

Когда мы уже подходили к комнате Кадена, я все же спросила:

– Эбен, а что там за пещеры внизу? Астер как-то о них упоминала.

– Ты про катакомбы? Финч их называет Пещерами Призраков. Не ходи туда. Там ничего нет, кроме затхлого воздуха, старых книг да темных духов.

Я подавила улыбку. Это описание почти полностью совпало с тем, как я сама описывала архивы Сивики, только тамошними темными духами были наши книжники.

Последующие несколько дней ничем не отличались от прошедших, но каждый был заметно короче предыдущего. Я узнала, что время может играть коварные шутки, работая против нас. От людей Рейфа по-прежнему ничего не было слышно, а я понимала, что со дня на день могут нагрянуть венданские гонцы с известием, что король Дальбрека жив и здоров – смертный приговор для Рейфа. Хорошо хоть, что Комизар отсутствовал уже больше двух недель. Это давало надежду на то, что наши спасители еще успеют появиться. Я жила этой надеждой и старалась не унывать ради Рейфа, но он и сам, видимо, склонялся к мысли, что побегом придется заниматься нам самим.

Между тем становилось все холоднее, город то и дело заливали ледяные дожди. Не обращая внимания на холод, я каждый день выбиралась в окно и, усевшись на карниз, пела свои поминовения. Я обращалась к ним, как к перепутанным страницам летописи, пытаясь найти ответы, хватаясь за слова, в которых проблескивала правда. С каждым днем все больше народу собиралось внизу послушать меня – дюжина, пара дюжин, потом еще больше. Среди слушателей было много детей. Однажды я заметила в толпе Астер, и она крикнула снизу, попросив меня рассказать сказку. Я начала с истории о Морриган, девушке, которую боги вели в долину изобилия, потом рассказала им легенду о появлении двух Малых королевств, Гастино и Кортенай. Задрав головы, они как зачарованные слушали истории и тексты, которые я годами заучивала наизусть. Они изголодались по сказкам, как Эбен и Натия там, у костра в стане кочевого племени, по историям о незнакомых людях, других народах, другим местам, другим временам.

Эти моменты поддерживали меня – по крайней мере мне теперь было чего ждать. Ведь возможности поговорить с Рейфом наедине больше не представлялось. Когда Каден вышел, заперев меня в комнате одну, я выглянула и сразу заметила, что теперь стражники несут караул и под окном Рейфа – как будто догадались, что, хоть он и не может выбраться сквозь узкую бойницу, зато кто-то меньше его ростом и тоньше может протиснуться внутрь. За ужином тоже поговорить было невозможно, и на сердце у меня становилось все тяжелее. Здесь, в Санктуме, мы были почти так же далеки друг от друга, как если бы нас разделял громадный континент. Мне снились тревожные сны, и я приписывала это своему состоянию. Мне снова приснилось, что Рейф уезжает, только в этот раз добавилось больше подробностей: он был громадного роста и облачен в какое-то одеяние, никогда прежде мною не виденное. По бокам у него висело по мечу, взгляд был свирепым и неистовым.

Вечерние трапезы в зале Санктума были долгими и утомительными, и в этом смысле они мало отличались от двора Морригана, только общение здесь было куда более шумным, грубым, и постоянно казалось, что вот-вот страсти разгорятся не на шутку. Только когда благословляли жертвоприношение, воцарялась удивительная тишина, служившая резким и странным контрастом непрерывному гулу сиплых голосов. Я выучила имена всех членов Совета – наместников, чивдаров, рахтанов, хотя многие имена казались мне почти одинаковыми. Гортан. Гуртан, Гунтур. Мекел, Малик, Алик. Только имя Кадена стояло особняком, его «двойники» мне так ни разу и не встретились. Чивдар Ставик, с которым я познакомилась раньше, в долине, казался невозможно хмурым и озлобленным, но из пяти армейских командиров оказался самым воспитанным.

Проще всего было общаться с наместниками. Большинство из них были так рады, что находятся здесь, в Санктуме, а не в своих безотрадных провинциях, что это благотворно влияло на их расположение духа. Трое рахтанов до сих пор отсутствовали, но те четверо, не считая Кадена, Гриза и Малика, что неизменно появлялись в зале, были настроены наиболее враждебно из всего Совета. Джорик и Дариус – это они тогда стояли плечом к плечу с Маликом, полуобнажив кинжалы при виде моего кланового платья, а у двух других – Терона и Гуртана, с лиц не сходила ядовитая ухмылка, которая казалась частью постоянной боевой раскраски. Мне они представлялись теми, кого Комизар пошлет завершить дело, с которым не справился Каден, – я ни секунды не сомневалась, что уж они-то доведут его до конца без малейшего колебания. Само слово «рахтан» на это указывало. «Не знающий неудач». Как ни трудно было мне это осознать, но я начинала понимать, что Каден каким-то непостижимым образом спас мне жизнь, притащив сюда.

Каждый вечер после трапезы члены Совета развлекались игрой в камни или в карты, а то и просто пили всю ночь напролет. Бесценные старинные вина Морригана они лакали, будто дешевую сивуху. С играми в камни я была незнакома, зато карточные узнала. Я