– Дык судьба такая, – вздохнул Аркан, невесело покривившись. – Если в железную коробку прилетит вражий подарок, ранениями не отделаемся, сразу на небеса, к большому начальству.
– Ну почему же? – слегка подзабыв о субординации, вмешался ефрейтор Бородин. – Вот заряжающий из машины нашего взводного, Мишаня, схлопотал осколок, в госпиталь увезли.
– Бывают, конечно, факты несмертельного ранения, – согласился Реутов. – Только за время, пока мы на войне, среди танкистов на каждого трехсотого по три-четыре двухсотых приходится. Я считал. Так что радуйтесь.
– Сейчас обделаюсь от счастья, – буркнул Варгушин.
Они стояли на окраине Място Заблудова, куда оттянулись после уличных боев легкие танки. Ждали, что появятся бензовозы и грузовики с боеприпасами, потому как топливные баки и снарядные укладки в машинах изрядно опустели – война пожирает снаряжение со страшной скоростью.
Возле трассы висел на столбе пластиковый щит, извещавший на польском и английском, что до Люблина отсюда 83 км, а до Варшавы – аж 226. Веселый – когда только успел накатить – сержант-мотострелок дописывал чуть ниже традиционную резолюцию: не беспокойтесь, мол, дойдем.
Подошел Глебов и, широко улыбаясь, позвал танкистов в центр городка – полюбоваться трофеями. Поехали с комфортом, набившись в бронетранспортер – кто в десантное отделение, а кто сверху на броне. Центром оказалась довольно просторная площадь, пересеченная широкой улицей четырехполосного движения.
Вся территория была буквально забита громадными транспортерами – немецкими, американскими, китайскими, Реутов разглядел даже родные МАЗы. Старший лейтенант попытался пересчитать громадные тягачи, но сбился на третьем десятки. Тогда он забрался на кабину «фольксвагена», чтобы разглядеть установленную на прицепах бронетехнику.
К его удивлению, почти половина прицепов оказалась пустой – вероятно, противник успел выгрузить и направил в бой эти танки. На других транспортерах стояли два Т-34-85, четыре «панцер-четверки», две «тройки» и шесть машин, знакомых по фильму «Фурия» и книгам о старом оружии – похоже, это были американские «шерманы» времен Второй мировой войны. Несколько машин были загружены крупногабаритными контейнерами.
Вокруг трофейной техники суетились тыловики – не слишком успешно пытаясь растащить сумбурное сцепление громадных автомобилей. Один за другим тягачи отползали вглубь улиц, но хаос казался неисправимым.
Витяня Суровегин сказал, посмеиваясь:
– Я так понимаю, сначала они стояли вдоль проспекта аккуратной колонной, но когда наши ворвались в город, возникла паника. Водилы попытались сбежать, но далеко не уехали.
Еще два транспортера – с «шерманом» и «четверкой» – кое-как, царапая боками, выбрались из мешанины и ушли за поворот. Обозленные автобатовцы объявили шабаш, перекур и перекус. Усевшись на газоне, солдаты принялись за упаковки пайков. Офицеры устроились по соседству.
Старшие по званию куда-то исчезли, и Реутов подумал вслух: дескать, хорошо бы и нам подкрепиться. Экипаж охотно поддержал командира. Подходя к своему танку они увидели бегущего навстречу – то есть в сторону тягачей – капитана Суровегина. Витек тащил в руках пакеты снеди, а за спиной висела гитара, позаимствованная пару дней назад на авиабазе Теремец-Кольоня.
Проводив его понимающим взглядом, мехвод Серега прокомментировал:
– Личную жизнь человек налаживает. Бери пример, старлей.
Возле дорожного знака с километражем до Варшавы и Люблина уже пыхтела полевая кухня, поэтому сухпайки отложили до худших времен. Порубав горяченького, Аркан решил вернуться к трофеям с робкой надеждой отхватить танк получше – ту же «тридцатьчетверку», например.
Только теперь он обратил внимание, что на улицах не видно местных жителей. Лишь изредка мелькали в окнах испуганные лица – обитатели городка робко выглядывали, чуть отодвинув занавески или жалюзи. «Как бы не пальнули из базуки», – опасливо подумал Аркан. Впрочем повсюду ходили суровые, но вежливые воины в броне и баллистических очках. Патрули прочесывали улицы, прилегавшие к расположению личного состава и боевой техники.
Где-то впереди, на дальнем конце площади, нещадно дымя выхлопными трубами, выбирался из кучи пустой, без груза тягач. А на газоне, где неторопливо обедали офицеры автобата, бренчал на гитаре Суровегин. Рядом с ним, благосклонно улыбаясь, сидела на травке старший сержант Хибняк. Конечно, пел Витяня похуже бардов даже среднего класса, но пел с душой, да и песня Михаила Калинкина была хороша:
Вот и все, остывают стволы, И наводчик глотает из фляжки. Между траками вянет полынь, Мы сегодня родились в рубашке, И во рту шелестящая медь Утверждает: мы живы с тобою, Там кому-то другому гореть После этого встречного боя. Ах, как сладок горящий табак Людям, выжившим в танковом тире, Это общая наша судьба Под названьем Т-34. Этот грохот, звенящий в ушах, И наводчик от пороха серый, Это общая наша душа, Что насквозь пробивает «Пантера».Подошли полковники Заплетин и Кольцов, с ними – Глебов и мотострелковые командиры. Увидев их, бойцы торопливо вскочили, вытягиваясь согласно уставу, но Заплетин махнул рукой, приказал: «Вольно», – и разрешил продолжать концерт самодеятельности.
Суровегин, пару раз сбившись, взял похожий на правильный аккорд и захрипел своим в меру мелодичным голосом:
Траектория траков пойдет В неизвестность по жизненной глади, А прославленный танковый взвод Догорает на клевере сзади. Мы стоим на опушке вдвоем, В люк вливаются неба гуаши… Это поле с кострами на нем Наше все-таки, все-таки – наше! Мы в измятую кружку нальем Мы помянем танкистов вчерашних, Это поле с кострами на нем С утра этого – все-таки наше!– Прямо про нас песня, – хохотнул Кольцов. – Ну, давайте, гвардия. Кончайте обед – и за работу.
– Танки сейчас в строй поставим или завтра? – как бы невзначай поинтересовался Реутов.
– Танки, не снимая с платформ, увозим на нашу базу в Белоруссию, – отрезал Заплетин. – Там уже верховное командование распределит железки. Надеюсь, и нам кое-что перепадет.
– Но немного, – печально вставил Кольцов. – Между прочим, часть трофеев надо будет украинским союзникам отдать.
– Видели мы этих союзников в деле, – поморщившись, будто кислятины попробовал, проворчал подполковник Усманов. – Ничему после Новороссии не научились. Им сколько техники ни дай, при первой же возможности врагу отдадут, а сами – тикать.
– Помним их у Дебальцева, – согласился Глебов. – Но делиться надо, мы же не звери… Кстати, отцы-командиры, что слышно про два укробата, которые в тылу остались, ту деревню штурмовать?
– Радировали, будто заканчивают. – Заплетин пожал плечами. – Наверное, по доброй козацкой традиции грабят населенный
