он должен был смотреть прямо перед собой, у него это не выходило. Он бросал взгляд то на Анжело, то на Райнера. Выражение на сияющем лице последнего нельзя было различить, нельзя было прочесть. Нож рыбака все еще был зажат в левой руке Райнера – скорее даже короткий меч, чем нож. Лезвие широкое, изогнутое, дьявольски острое – Якобу подумалось, что, если такое перережет горло, немудрено будет ничего не почувствовать. Он знал, что ему следовало ощущать вину за Анжело, следовало стоять на коленях и слезно молить о прощении, но ему в ту секунду было просто страшно, не более. Когда Райнер вздохнул и посмотрел на него, Якоб все еще не мог принять, что умрет за поступок, в совершение которого с трудом верил. Он ляжет костьми здесь… рядом с Анжело… и никто никогда не узнает, что с ними стало.

Покачав головой, Райнер окунул сначала нож, а затем и топор в кровь Анжело. Кивнув на топор Якоба, торчащий из Анжело, он тихо молвил:

– Возьми.

Якоб не решился перечить ему. Он наклонился, ухватился за древко, липкое от крови Анжело, и потянул топор на себя. Труп приподнялся и с влажным хлопком выпустил лезвие, упав обратно на землю, в красную лужу, лицом вниз.

Взмахнув обагренным ножом, Райнер подозвал Итало и Андреа и указал им на кровь Анжело.

– Смочите свои топоры, – сказал он.

Они обменялись недоуменными взглядами, но все же послушались его команды.

Значит, эти трое казнят меня, подумал Якоб. Что ж, смысл в этом определенно есть. Если все трое убьют меня, вряд ли кто-нибудь из них проболтается.

Райнер указал ножом на него, и Якоб сжался, готовый выслушать приговор.

– Якоб Шмидт, – провозгласил он, – за смерть этого мужа приговариваю тебя к жизни.

– Но… – Он не поверил своим ушам.

– Хочешь сказать, у тебя был другой выбор? – снисходительно спросил Райнер, и Якоб отчаянно замотал головой.

– Вот и славно. Бери топор и подключайся к работе, нам нужно разрубить оставшиеся тросы. Сейчас дело пойдет легче – кровь всякому лезвию придает сил. Но лучше бы нам тут надолго не задерживаться. Будьте все очень осторожны – помните, что случилось с Рыбаком.

Обменявшись короткими кивками, они все приступили к делу.

XXIV

Рыбак исчез, но веревки все еще трепетали под воздействием некой энергии. Пальцы Якоба прилипли к древку топора, когда он взялся за него. Воздух над проделанным им в тросе зазором коробился и размывался, крючки с обеих сторон вытягивали его в прямую линию, как будто намагниченные невидимыми токами. Стараясь не держать в уме выражение предсмертной муки, застывшее на лице Анжело, Якоб занес над тросом топор.

Удар раскроил трос надвое. Тот порвался с оглушительным звуком и взмыл вверх, заставив Якоба быстро отбежать на полдюжины шагов назад. Вырванная силой горсть рыболовных крючков свистнула во все стороны; один из них ужалил Якоба в правую щеку, чуть пониже глаза. Вскрикнув, он запоздало прикрылся руками.

Воздух кругом наполнился свистами и хлопками. Веревки Рыбака не желали сдаваться, будто живые. Одна из них, оборвавшись, с силой била по волнам. Другая захлестнула один из могучих пней и вгрызлась в древесину своими крючками. Третья извивалась из стороны в сторону, как раненая змея, – Итало еле-еле успел пригнуться. Четвертая, обрубленная Якобом, плашмя упала наземь и медленно поползла к берегу. Последняя веревка была укреплена слева, рядом с бурлящим потоком. Бросив топор, Райнер приблизился к ней и, сжав в обеих руках нож рыбака, расколол ее. Якоб вздрогнул, когда та лопнула. Закручиваясь прямо в полете в спирали и петли, трос рванулся к потоку и затерялся в его переливах и брызгах.

Со звоном в ушах Якоб присоединился к Итало и Андреа, чтобы дождаться Райнера. Никто из них не удостоил его взгляда. Когда Райнер поравнялся с ними, Итало топором махнул за ручей – туда, где еще один набор тросов приковывал титанического зверя к земле.

– Что насчет них? – спросил он неестественно громким голосом – его слух тоже был притуплен звоном разорванных веревок.

– Ну, – ответил Райнер полушутливо, – если есть желание поплавать – дерзай.

Итало нахмурился. Плавать, понятное дело, у него желания не было – да и кто знал, что могло в ручье водиться, – но раз уж рубка канатов на этом берегу была достаточно важна, чтобы рисковать и жертвовать жизнями, то, надо думать, веревки с другой стороны были не менее значимы.

Райнер склонился над Анжело. Взяв его за плечи, он перекатил тело на спину. Глаза Анжело были открыты – смерть наполнила их величайшей отстраненностью. Райнер закрыл их, уложил руки Анжело по швам, выпрямил ему ноги.

– Ты прав, – сказал он, – было бы лучше позаботиться и о тех веревках. И если бы мы могли пройти по этому берегу к следующему набору веревок, а потом еще к одному, было бы еще лучше. Наш Рыбак времени-то даром не терял. Он провел много лет в своих трудах, очень много лет. Чтобы низвести все, что он сделал, также потребуется много времени. Не так много, сколько на всё про всё ушло у Рыбака – ломать всегда легче, чем строить, – но достаточно, чтобы наши дети успели состариться, когда мы закончим.

– Но… – начал Андреа и, не закончив, просто указал на огромную серую дугу, поднимающуюся из темного океана.

– Того, что мы сделали, хватит, – сказал Райнер, разглядывая рыбацкий нож. – Чтобы поймать его, – он кивнул на огромного морского зверя, – требуется точное распределение сил. По сравнению с ним проектировка плотины, которую мы строим, – младенческая возня в песочнице. Если нарушить баланс, все пойдет коту под хвост. – Райнер подался вперед и вогнал нож в землю над головой Анжело, имитируя крест. – Уверен, – произнес он, – что наш друг был бы признателен, если бы мы немного помолились за его душу. – Сложив руки в молитвенном жесте, Райнер склонил голову и некоторое время простоял так.

Андреа первым откликнулся на предложение Райнера, забормотав вполголоса что-то на латыни. Потом в его напев влился Итало. Якоб же просто склонил голову. Он старался не смотреть в лицо Анжело, не говоря уже о зиявшей в его шее ране. Он уставился на ботинки мертвеца, поношенные, как и у всех остальных. Они были покрыты слоем здешней красной грязи. Левая нога торчала прямо, правая завалилась на нее. Когда Анжело обувался тем утром, когда затягивал и завязывал шнурки, он и подумать не мог, что делал это в последний раз. От этой мысли на Якоба навалилась черная щемящая тоска.

Как только Андреа и Итало произнесли «аминь» и перекрестились, Райнер расцепил руки и повернулся к холму, с которого они спустились сюда.

– Погоди-ка, – сказал Итало.

– Что такое? – спросил Райнер.

– Нам стоит похоронить его как следует.

– Мы помолились и оставили отметку. Этого хватит.

– Его