– Это, – ответил я, кивнув в сторону трона.
Он нахмурился, не осуждающе, а удивленно:
– Ты хочешь стать правителем Мерсии?
– Да.
– Допустим, мы позволим тебе стать им, – заявил Этельхельм. – Что ты предпримешь?
Я пожал плечами:
– Уэссекс уже получил Лунден, потому может сохранить его. Вы сражаетесь в Восточной Англии и продолжайте делать это, опираясь на Лунден. Я хочу, чтобы Мерсия вела войну на наших северных рубежах, от Сестера и далее.
Олдермен кивнул.
– А мальчик Этельстан? Где он?
– В безопасности, – отрезал я.
– Он незаконнорожденный.
– Неправда.
– У меня есть свидетельство, что его мать, соблазнив Эдуарда, уже была замужем.
– У тебя хватит денег, чтобы купить достаточно свидетелей.
– Хватит.
– Но это ложь.
– Витан Уэссекса поверит ей, вот в чем суть.
– Тогда твой внук, скорее всего, станет следующим королем Уэссекса, – проговорил я.
– Это все, о чем я мечтаю. – Он помолчал, рассеянно разглядывая витан. – Я не хочу иметь врага в твоем лице, – признался Этельхельм. – Поэтому дай мне клятву.
– Какую клятву?
– Что, когда наступит час, ты направишь все свои силы на то, чтобы обеспечить переход отцовского трона к Эльфверду.
– Я умру намного раньше Эдуарда, – заметил я.
– Никто из нас не ведает, когда умрет. Поклянись.
– Мне…
– И еще поклянись, что трон Уэссекса объединится с троном Мерсии, – пророкотал он.
Я колебался. Клятва – дело серьезное. Нарушая ее, мы подвергаем опасности свою судьбу, рискуем навлечь гнев норн, этих злокозненных богинь, плетущих нить нашей жизни и обрезающих ее по своей прихоти. Я нарушал иные клятвы и остался жив, но до каких пор боги станут терпеть от меня это?
– Ну? – наседал Этельхельм.
– Если я буду правителем Мерсии, когда твой зять умрет, – произнес я, касаясь висящего на шее серебряного креста, – то я…
Олдермен грубо скинул мою руку:
– Утред! Поклянись тем богом, которого истинно почитаешь!
– Как лорд и правитель Мерсии, – начал я, осмотрительно подбирая слова, – я направлю все свои силы на то, чтобы обеспечить переход отцовского трона к Эльфверду. И что королевства Уэссекс и Мерсия объединятся вокруг трона Уэссекса. Клянусь в этом Тором и Воденом[9].
– И поклянись, что будешь верным и преданным союзником Уэссекса, – потребовал он.
– Клянусь и в этом, – сказал я, причем совершенно искренне.
– И Этельфлэд, – продолжал он.
– А что Этельфлэд?
– Она должна уйти в монастырь, основанный ее матерью. Дай клятву, что уйдет.
Мне показалась странной такая настойчивость. Неужели это потому, что Этельфлэд защищает Этельстана?
– Не в моих силах распоряжаться королевской дочерью, – заявил я. – Пусть Эдуард сам скажет сестре, что ей следует делать.
– Он будет настаивать на ее уходе в монастырь.
– Почему?
Этельхельм пожал плечами:
– Она затмевает его. Королям такое не по нраву.
– Этельфлэд сражается с данами, – напомнил я.
– Оказавшись в обители, перестанет, – съехидничал олдермен. – Скажи, что не станешь противодействовать желанию Эдуарда.
– Ко мне это не имеет никакого отношения, – заявил я. – Решайте промеж собой.
– И ты предоставишь это нам? Не станешь вмешиваться?
– Не стану.
Этельхельм хмуро глядел на меня несколько ударов сердца, потом счел, что я дал ему достаточно заверений.
– Господин Утред, – произнес олдермен, отворачиваясь от меня и возвысив голос так, чтобы перекрыть шум в зале, – согласен со мной в том, что троны Уэссекса и Мерсии надо объединить! Что один король должен править всеми нами, что нам нужно стать одной страной!
По меньшей мере половина людей в холле нахмурилась. Мерсия обладала подпитанной веками гордостью, и теперь ее топтал более могущественный Уэссекс.
– Но господин Утред убедил меня, что время еще не пришло, – продолжил Этельхельм. – Силы короля Эдуарда сосредоточены против Восточной Англии, тогда как Мерсия устремлена на север, изгоняя язычников из своих краев. Только покончив с этими пришельцами, мы сможем назвать себя одной благословенной страной. По этой причине я поддерживаю кандидатуру господина Утреда на место правителя Мерсии.
Итак, это случилось. Я стал повелителем Мерсии, наследником богатств Этельреда, его войска и всех земель. Епископ Вульфхерд едва сдерживал отвращение, но присутствие трех шлюх связало его по рукам и ногам, и он сделал вид, что согласен с выбором. В итоге именно он подвел меня к пустому трону.
Члены совета топали. Я не был для них предпочтительным кандидатом. Возможно, поддержать меня была готова лишь десятая часть из собравшихся лордов. Эти люди по преимуществу являлись сторонниками Этельреда, знали о его ненависти ко мне, но не видели вокруг никого достойнее. Я казался им лучше чужеземного короля, который в первую очередь будет заботиться об Уэссексе. И более того, я был сыном мерсийки и ближайшим родичем Этельреда по мужской линии. Избирая меня, они спасали свою гордость, а многие наверняка рассчитывали, что долго я не протяну и им скоро выпадет шанс поставить другого правителя.
Я подошел к трону и взял шлем. Несколько человек разразились приветственными криками. Их стало больше, когда я сдернул черную ткань, укрывавшую престол, и отбросил ее в сторону.
– Садись, господин Утред, – предложил Этельхельм.
– Господин епископ! – воззвал я.
Вульфхерд выдавил улыбку. А повернувшись ко мне, даже изобразил намек на поклон.
– Господин Утред?
– Ты недавно убеждал нас, что воля правителя в отношении наследника имеет большой вес.
– Именно так, – ответил он, озабоченно нахмурившись.
– И что для ее воплощения требуется лишь поддержка витана?
– Да, – выдавил он.
– Тогда позволь напомнить этому витану, что добытыми новыми землями мы обязаны усилиям госпожи Этельфлэд. – Я подошел к столу и поднял кипу пергаментов с земельными пожалованиями, которых так жаждали собравшиеся. – Это госпожа Этельфлэд разместила гарнизон в Сестере и обороняет рубежи от северян. – Я выпустил документы. – А посему я отрекаюсь от трона Мерсии в пользу вдовы господина Этельреда, госпожи Этельфлэд.
В тот миг враги могли сокрушить меня. Встань витан стеной, заставь воплями негодования уйти с помоста, все представление пошло бы прахом. Но я поразил их до потери дара речи, и Этельфлэд воспользовалась этим общим временным параличом, войдя в боковую дверь. На ней по-прежнему было траурное черное платье, но поверх черного шелка она надела белый плащ, расшитый синими крестами, оплетенными бледно-зелеными ивовыми ветками. Длинные полы плаща стелились по полу. Она выглядела прекрасной. Волосы заплетены в косы и свернуты вокруг головы, на шее изумрудное ожерелье, в правой руке меч покойного супруга. Никто не сказал ни слова, когда Этельфлэд поднялась на помост. Витан затаил дыхание, едва я протянул ей шлем. Она отдала мне меч, чтобы взять и обеими руками водрузить шлем на свои золотые косы, а затем, также молча, заняла пустующий трон. Я вернул ей меч.
И зал взорвался. Витан вдруг загудел от приветственных возгласов. Люди вскакивали и топали ногами, что-то кричали Этельфлэд, но на лице у нее не дрогнул ни один мускул. Она выглядела строгой и величавой, настоящей королевой. Почему же собрание неожиданно признало ее? Быть может, лорды вздохнули