– Логин не был христианином, – начал поп. – Но когда его копье пронзило Господа, кровь попала на лицо сотника, и тот прозрел. Он был исцелен! И поэтому стал христианином.
Я улыбнулся и ничего не сказал. Дождь лил отвесно, не ощущалось ни малейшего дуновения ветра.
– Логин был исцелен, – продолжал отец Кутберт, – но и проклят одновременно. Он поразил нашего Спасителя, и проклятие его заключалось в том, что ему не дано было умереть.
– Вот это проклятие! – с чувством воскликнул я.
– Он до сих пор жив, господин, и ежедневно получает смертельную рану. Возможно, и ты сражался с ним! Может, ты нанес ему смертельную рану в тот день. Каждый вечер он падает, чтобы умереть, но копье, которым Логин поразил Господа, лежит рядом и исцеляет его.
Я понял, что он вспомнил эту историю из стремления помочь мне. Я молчал, глядя на скудные островки земли, не покрытые разлившейся водой. На одной из этих возвышенностей сгрудился скот. К подножию вала прибило утонувшего ягненка, и первые вороны уже терзали шкуру. Изуродованное лицо отца Кутберта обратилось ко мне. Я понимал, к чему он клонит, но все равно спросил:
– Что ты предлагаешь?
– Оружие, причинившее рану, исцеляет ее, господин, – произнес он.
– Но копье Логина ранило не Логина, – заметил я.
– Пронзив бок Христа, Логин причинил рану сам себе. Ранил всех нас. Весь род людской.
– Запутанная история, – заявил я. – Он стал христианином, но был проклят? Умирает каждый день, но до сих пор жив? Копье исцеляет его, хотя ранен он не им?
– Господин, разыщи меч, нанесший тебе рану, – взмолился отец Кутберт. – Клинок сможет излечить тебя.
– Ледяная Злость, – промолвил я.
– Она ведь существует!
– О, еще бы. – Я предполагал, что меч унес с поля боя один из людей Кнута. – Но как его найти?
– Понятия не имею. Знаю только, что ты должен.
Священник говорил с жаром, и я знал, что его слова продиктованы искренним чувством. Он не первый намекал на способность клинка, причинившего рану, исцелить меня, но как найти во всей Британии именно это оружие? Меч Кнута в руках некоего врага, и этот враг пользуется им, чтобы причинять мне боль. Есть заклятия и обряды, позволяющие это сделать. То была магия древняя, древнее христианского волшебства Кутберта, – магия, уходящая корнями к началу времен.
– Я поищу его, друг мой, – заверил я попа. – А теперь ступай, нет смысла мокнуть под дождем.
Я проводил его назад в дом.
А дождь не останавливался.
Так же, как и враг.
* * *Потоп поймал нас в ловушку. Повозки, приведенные Осфертом из Фагранфорды, не могли ехать дальше, пока не спадет вода, бросать же их мне не хотелось. Все самое ценное для нас находилось на этих возах. Да и рискни мы пробираться по залитым полям на возвышенность, разведчикам, наверняка разосланным на поиски, не составит труда обнаружить нас на открытой местности. Лучше уж оставаться в римском форте, где, по крайней мере пока, нам ничего не грозит. Разлив позволял подступиться к нам только с севера. Значит, окружения бояться не стоит.
Но сидеть на месте означало приглашать врага найти нас, и едва реки вернутся в берега, к нам можно будет подобраться с востока, запада и севера. Поэтому я выслал троих дружинников из молодежи на восток. Сначала им предстояло двигаться на север, следуя римской дороге. Она была построена на невысокой насыпи, но даже так, пока всадники не достигли холмов и не свернули на восток, вода доходила им до стремени. Парням предстояло скакать и найти сторонников Этельфлэд.
– Сообщите, что Этельред умер, – наставлял я их. – И что Эрдвульф пытается стать повелителем Мерсии. Попросите прислать подмогу.
– Ты затеваешь мятеж! – обвинил меня Осферт.
– Против кого? – осек я его.
Парень замялся.
– Против Этельреда, – последовало наконец предположение.
– Он мертв.
– Нам это неизвестно.
– Так как ты предлагаешь мне поступить? – задал я тот же самый вопрос, который поставил перед ним в Сирренкастре, и снова не дождался ответа. Осферт не противоречил мне, но, подобно своему отцу, очень щепетильно относился к закону. Бог, по его убеждению, стоит на стороне правого, и Осферт постоянно терзался муками совести, пытаясь разобраться, кто прав, кто виноват. И правым неизменно оказывался тот, за кого выступала Церковь.
– Допустим, Этельред до сих пор жив, – не унимался я. – Дает ему это право поддерживать Этельхельма в стремлении устранить Этельстана?
– Нет, – согласился мой управляющий.
– Или выдавать Эльфинн за Эрдвульфа?
– Эльфинн – его дочь. Он волен распоряжаться ею по своему усмотрению.
– Без ведома ее матери?
– Этельред – правитель Мерсии. И даже не будь он таковым, все равно муж – глава семьи.
– Тогда почему ты спишь с чужой женой? – спросил я у него.
Вид у него, бедолаги, сделался несчастней некуда. Мне подумалось, что ему постоянно приходится вести страшную борьбу между любовью к Ингульфрид и страхом прогневать пригвожденного Бога.
– И если Этельред мертв, – задал я новый вопрос, чтобы ему не пришлось отвечать на предыдущий, – то что делать Этельфлэд?
Осферт по-прежнему выглядел жалким. Этельфлэд доводилась ему сводной сестрой, и он ее любил, но все равно следовал смехотворным прихотям своего Бога.
– Обычай велит вдове правителя удаляться в монастырь, – пробормотал он.
– И ты хочешь для нее такой судьбы? – сердито спросил я.
Он вздрогнул:
– А что еще ей остается?
– Она может занять место мужа, – предложил я.
– Этельфлэд станет править Мерсией? – Осферт изумленно воззрился на меня.
– Можешь предложить кого-то получше?
– Но женщины не могут править!
– Этельфлэд может.
– Но… – начал было он, но запнулся.
– Кто лучше? – продолжал наседать я.
– Быть может, ее брат?
– Эдуард? А если Мерсия не согласится признать власть Уэссекса?
– Уже согласилась, – заявил Осферт и был, конечно, прав, хотя все делали вид, что это не так.
– И кто из них лучший правитель: твой сводный брат или сводная сестра? – спросил я в лоб.
Некоторое время он молчал, но Осферта всегда отличала правдивость.
– Этельфлэд, – наконец признал он.
– Ей полагается править Мерсией, – твердо заключил я.
Но оказаться на троне она сможет при условии, что мне удастся избавить ее дочь от брачного ложа Эрдвульфа и тем самым помешать Уэссексу поглотить Мерсию.
А это казалось почти неосуществимым, потому как к исходу утра, когда дождь уже стихал, на западе появились всадники. Сначала всего один, на низенькой лошадке, которую он остановил на вершине холма на другой стороне затопленной долины. Наездник долго смотрел, потом исчез из виду, но несколько минут спустя на фоне неба обрисовались еще шестеро конных. За ними появились и другие, человек десять или одиннадцать – сказать было трудно, потому как дозорные рассеялись по гребню и обследовали русло реки в поисках брода.
– Что теперь? – спросила дочь.
– Пока вода не спадет, они до нас не доберутся. – Наводнение означало, что остался только один узкий путь к старому форту, а у меня вполне хватало
