До обеда не произошло ничего интересного.

Все так же шли, утаптывая ногами пышущую жизнью зелень травы, вброд перебрались через прохладный ручей, поднимая со дна темную муть. Вольные сталкеры замерили воду на наличие опасных примесей, но ничего не нашли, и группировки сделали короткий привал. Потом под палящим желтым кругляшом солнца неспешно двигались на север, обходя скопление аномалий в Карьере. Через километр прошли территорию подстанции с остовом разбившегося когда-то военного вертолета, миновали деревеньку на пятнадцать дворов, едва ли не до крыш заросшую плющом, снова углубились в лес. Клим начал приходить в себя, опьяняющее ощущение скоропостижной смерти отпустило его, и «анархист» расслабился, начал мыслить трезво.

А ровно в три часа дня погибли два проводника.

Отвлеченные поиском безопасного пути меж аномалий, они не заметили ловца, притаившегося в густом кустарнике на границе с прогалиной. А тот, не жравший больше суток, ведомый животным голодом, не испугался огромного количества двуногих и выпрыгнул из листвы как черт из табакерки, сцапав ближайшего к нему человека. «Гербовцы» отреагировали сразу: перекрестным огнем порвали мутанта в клочья, но проводника спасти не удалось: за мгновение до этого ловец разодрал ему горло, и бедняга истек кровью в считаные секунды. Второй погиб по нелепой случайности: отвлеченный перестрелкой, он сделал неловкий шаг в сторону и тут же распластался по земле мешком, набитым мясом вперемешку с костями: детектор не определил плешь «костоломки».

Гибель товарищей, возведённая в квадрат всеобщим волнением и осознанием собственной безалаберности, произвела нужный эффект: все разговоры стихли. Передвижение солдат теперь выдавало лишь шуршание листвы под ногами да редкое, нервное покашливание.

Спустя несколько муторных часов бойцы вышли к бумажной фабрике. Проводники первыми заметили раскоряченные мопеды и трупы. Тела, пролежавшие под открытым небом почти сутки, были страшно изуродованы обитающим в окрестностях зверьем, но черных сталкеров в мертвецах опознали все равно. Тут же среди бойцов загулял тревожный шепот, порожденный внезапной находкой: каждый строил догадки того, что могли делать отщепенцы Зоны здесь, на территориях, где враждебно настроен к ним был каждый встречный.

– Нужно ближайшие схроны перепроверить, – сказал кто-то из сержантов «Герба» своему товарищу. – Когда вернемся, соберу отряд саперов и пройдусь по точкам – уверен, опять сюрприз оставили. Ты пока лейтенанту в приватном канале напиши, скажи, чтобы все запасы в радиусе пары километров пометил как недействительные.

– Может, они искали кого? – спросил усатый, с залысинами, «анархист». Редкие волосы его были седыми и напоминали солому, но в глазах по-прежнему горел здравый, молодецкий огонек. – На мопедах пехота черных не передвигается, это разведчики были. Я знаю, я с ними уже воевал во время рейда к Болоту.

Осмотрев трупы, но не найдя ничего полезного, солдаты двинулись дальше. Снесенный шлагбаум и черные обломки на залитом солнцем асфальте увидели издалека. Под контролем проводников проложили туда безопасный путь и, оказавшись на территории фабрики, почти сразу заметили остов автомобиля, а рядом – тело еще одного черного с разорванной грудной клеткой и лицом, иссеченным осколками в мелкую кашицу.

– Да это же броневик Горды, – выйдя вперед, сказал Барс. – Его отряд на трофейном «Феннеке» по Зоне рассекал. С ними еще девчонка красивая была, Стрелкой зовут, и бывший наемник – Ян.

– Сочувствую, брат. Зона им пухом, – выдохнул кто-то.

– Сплюнь, – рассердился вольный сталкер, заглядывая в развороченный салон. – Здесь тел нет, значит, они вполне могли выжить.

– Если черные гнались за ними, то не надейся, – ответил ему боец из «Анархии». – От них никто не уходит, поэтому за упокой своего друга можешь пить смело.

– Он мне не друг, – огрызнулся Барс. – И вообще… иди на хрен.

Пламя зародившейся перепалки затушил Айдар.

– Можешь что-нибудь сказать о Горде? – спросил он задумчиво, переводя разговор на другую тему. – Зачем, по-твоему, черным охотиться на его отряд?

– Без понятия, – пожал сталкер плечами. – Я его редко видел: раз пять в «Чикаго» пересекались и однажды Грозу в одном убежище пережидали. На этом все.

– И никаких подробностей? Кем живет, чем дышит?

– Вообще без понятия. Знаю, что он военным был, потом уволился и прошлой зимой в Зону вернулся, вместе с подругой. Ищут они здесь кого-то, полковника Кисляка, вроде как. Но, насколько я понял, пока безуспешно. Испарился вояка, как в омут канул.

– А зачем ищут? Отомстить? – насторожился Мазуров.

– Да. Он им насолил довольно сильно, Горда теперь с ума сходит от желания свернуть ему шею. А подруга его лишь подначивает. Когда мы крайний раз пересекались, у нее только и разговоров было, что о поисках. Все планы строила.

– Ты ведь тоже там был, – вмешался в разговор Лебедь, чем заслужил всеобщее внимание. – В плену, у Борова. О вас пятерых почти вся Зона тогда знала. Почему сам военного не ищешь?

– А зачем оно мне? – Барс обернулся к «гербовцу», сверля его взглядом. – Чтобы еще раз в плен попасть? Или теперь, в конце концов, сдохнуть от рук психопата, торговавшего людьми? Я не такой дурак, чтобы вновь лезть на рожон.

– Ты не дурак, – Лебедь потер шрам. – Ты – ссыкло.

Сержант застегнул рюкзак, забросил его на плечо и, перевесив автомат на грудь, сказал коротко проводникам:

– Пойдем в обход, мимо Фабрики.

Мазуров согласно кивнул, одобряя рациональность решения: случись на пути через цеха засада, из семи десятков солдат выживет в лучшем случае половина – для такого скопления людей места на маневры совсем не останется.

За последующие четыре часа прошли не больше трех километров. Ко всеобщему облегчению, обошлось без потерь.

Как-то незаметно стемнело. Докрасна раскаленный солнечный диск затопил небосвод багряным буйством красок и потух за горизонтом. Высоко над головой, в прорехах меж косматых облаков, весело перемигиваясь, заблестели звезды. Заморосил теплый дождь, прибивая к земле всю грязь и пыль минувшего дня. Откуда-то со стороны степи тоскливо заголосил псевдоволк, в ответ ему кто-то зарычал, и все стихло.

На ночлег остановились в развалинах одинокого хутора. Обветшалые дома, покосившиеся сараи и крохотная бревенчатая церквушка – вот и весь приют. Офицеры расположились в самом большом жилище – добротном, из красного кирпича, доме. Мазуров, Лебедь и несколько лейтенантов заняли дальнюю комнату, а в ближней, чуть поменьше размером, обосновались Айдар, Клим и старшины каждого из трех отрядов «Анархии». Впрочем, свалив сидоры в кучу, все они вышли на улицу и, по-командирски прикрикивая, разогнали «фрименов» по постам, распределяя очередность караула. Клим остался в одиночестве. Подсвечивая себе фонарем, он рылся в собственном рюкзаке, когда краем глаза заметил, как мимо прошли четверо «гербовцев» и Лебедь за ними, а через десять минут посты были укреплены пулеметными расчетами черно-красных.

Похолодало. Зябко ежась, «анархист» поплотнее затянул воротник и вышел во двор. Остановился у косого, трухлявого забора, щелкнул зажигалкой, прикуривая. Рваная струя сизого дыма расплылась в воздухе и рассеялась, оставив после себя лишь горький, удушающий