Когда священник спросил, готова ли я отдать Тирасу Дейнскому свою жизнь, разделить с ним его имя и впустить в свое тело, я смогла лишь кивнуть, хотя Тирасу досталось еще и слово. Самое короткое и важное на свете. Да. Когда священник спросил Тираса, готов ли он наделить меня своим именем и семенем, тот тоже кивнул, после чего его низкий звучный голос взметнулся к самому куполу собора.

— Да.

Священник возложил на алтарь Книгу Джеру, раскрыл ее на странице королевской династии и протянул мне перо. Я отыскала строчку с именем Тираса и недрогнувшей рукой вписала свое имя в пустое место напротив.

— Она не умеет ни читать, ни писать, — тут же запротестовал за спиной отец. — Она не может дать своего согласия!

— Может, — ответил Тирас, переведя взгляд с выведенных мной букв на Корвина. — И дала.

— Что ты наделал? — простонал отец, и его вопрос прозвучал странным эхом вопроса, который я задала ему у ворот. Впрочем, он остался без ответа.

Священник уколол наши с Тирасом пальцы и снова сложил ладони, символически соединяя жизни и родословные.

— Так записано и так исполнено в первый день Приапа, месяца плодородия. Да скрепит Создатель Слов их союз на благо Джеру, — провозгласил он, повторяя слова глашатая, который зачитывал объявление о помолвке.

В следующую секунду на меня надели корону из джеруанской руды — такую тяжелую, что я едва могла держать голову прямо.

— Можешь встать, Ларк Дейнская.

Я поднялась на ватные ноги, надеясь, что метры голубого шелка и окружающий воздух послужат мне своеобразной опорой.

— Король Джеру, узри свою королеву! — торжественно произнес священник, в его голосе слышалось неприкрытое облегчение.

Те несколько секунд, пока Тирас молча смотрел на меня с колен у алтаря, показались мне вечностью. Затем он тоже встал, взял мою руку и, не отрывая взгляда, развернул к пастве. Члены Палаты лордов взирали на меня ревнивыми глазами, с черными сердцами, и их желчные мысли окрашивали воздух вокруг желтым.

— Народ Джеру, узри свою королеву, — объявил Тирас, и все собравшиеся дружно опустились на колени, но глаз от меня не оторвали, как и повелел король.

Все было позади.

Я с трудом высидела до конца пира: голова болела, а позвоночник ныл от попыток удержать от падения себя и корону. Наконец свита удалилась, и я с облегчением поднялась по винтовой лестнице в опочивальню. Одна из служанок шла следом, придерживая шлейф. Это была не Пия, а незнакомая мне девушка с нежными пальцами и робкой улыбкой. Она аккуратно сняла с меня корону, освободила волосы от самоцветов и расчесала их точными и осторожными движениями.

Она же приготовила мне ванну, хотя сейчас мне больше всего хотелось уснуть. Я и вправду ненадолго задремала, пристроив голову на бортик железной ванны, но она тут же попросила меня встать и взялась за полотенце. Пока меня вытирали, я клевала носом и покачивалась, словно Буджуни, перебравший на пирушке. Затем служанка втерла мне в кожу масло — судя по запаху, то же самое, которым меня натерли перед входом в собор. Я мгновенно вспомнила старуху, ее улыбчивое лицо и надтреснутый голос.

Жди его. Эти слова отозвались в животе ноющим чувством — болью, смешанной с удовольствием. Я хотела дождаться Тираса. Хотела увидеть, придет ли он ко мне без зова — на двух ногах, а не с черными крыльями. Во время пира он не покидал меня ни на секунду, а его рука то и дело придерживала мой локоть. Меня мучили десятки вопросов и страхов, но их было совершенно невозможно озвучить посреди царившей в зале суматохи.

Когда я высказала удивление по поводу наряда Тираса — точно такого же, который я видела утром на Келе, — король признался:

— Кель сидит голый в ризнице. Лучше он, чем я. Я послал к нему доверенного человека с плащом и сапогами.

Я беззвучно рассмеялась, и губы Тираса тоже дрогнули в улыбке, хотя темный взгляд остался серьезен.

— Мне устроили ловушку, Ларк, — сказал он тихо. — Ловушку, которую ты чудом открыла. И я боюсь, что она была не последней.

В эту секунду нас прервали очередным тостом, и я терялась в догадках и тревогах, пока у меня не закончились силы на те и другие и я не покинула Тираса ради относительного спокойствия королевской опочивальни.

Служанка помогла мне облачиться в белоснежную сорочку из шелка, столь тонкого, что его прикосновение к коже было сродни ласке, и я забралась на кровать. К этому времени я настолько вымоталась, что смогла лишь благодарно улыбнуться в ответ. Меня переполняло облегчение, что этот бесконечный день наконец завершился. Служанка затопила камин, хотя в комнате и без того было не холодно, и я решила не забираться под одеяла. Как бы я ни хотела дождаться Тираса, усталость оказалась сильнее, и я провалилась в сон, едва приникла к подушке.

Не знаю, долго ли я спала, но проснулась сразу же, как только услышала шепот над ухом и ощутила мягкое прикосновение пальцев к щеке.

— Чего ты хочешь, Ларк?

Я распахнула глаза. Надо мной в полумраке белело лицо короля. Огонь почти погас, но над миром взошла огромная белая луна, и теперь ее тихий свет заливал комнату. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно стряхнуть с себя паутину сна, осознать присутствие Тираса и уяснить смысл его вопроса.

Я была его королевой. Он был моим королем. И был здесь, со мной, в темноте. Как ни странно, я не испытывала ни смущения, ни страха перед тем, что должно было свершиться. Я осторожно выпрямилась на кровати, не желая, чтобы он убирал руку с моего лица. Мне нравилось, когда он так меня касался, хотя вряд ли он догадывался насколько. По крайней мере, я надеялась, что не догадывался.

Чего я хочу? А чего хочешь ты, муж? Тирас улыбнулся, словно обращение пришлось ему по вкусу, но почти сразу же помрачнел. Лоб рассекла тревожная складка. Когда он заговорил, его голос звучал серьезно и глухо.

— Я хочу знать,