Мы зашли без стука. Сопельняк разговаривал по телефону. Он машинально показал рукой на стулья.

Мы сели и стали ждать, пока он закончит разговор. Закончив разговор, Сопельняк тут же обратился с речью к нам.

— Может заинтересует вас одна моя мысль… Впрочем, слушайте, а потом сделайте свои выводы. Несколько лет назад привлекли к уголовной ответственности некую Полину Иванову. Я лично её делом не занимался. По моим сведениям, срок она получила — условный. Она продавала ворованные вещи. Её квартира была, как бы сказать правильно, пристанищем для преступного мира. Сейчас говорят — блат-хата. Криминальный мир, в пределах нашего региона, прекрасно знал её хату. Точно не скажу, может, через год, а может, раньше, после осуждения, Полина продала свою квартиру и уехала жить в город Грушевск. Не могу утверждать, то ли замуж вышла, то ли ещё что, не знаю. Если верить слухам, якобы, иногда появляется в наших краях.

К чему всё это я вам рассказываю? Она очень многих из криминальной среды людей знает. Кто чем занимался и занимается. Думаю, она их и в лицо многих знает и по именам. Чем чёрт не шутит! Попытайтесь её найти. Сговоритесь, может?

«Какой он всё же хороший и добрый человек, — подумал я мысленно о Сопельняке, слушая его. — Своих дел по горло, ведь посёлок особо криминальный. Две спецкомендатуры, много переселенцев из других регионов страны, но всё равно, по возможности, старается помочь и другим».

— Иван Григорьевич, — обратился я к Макарову, когда мы покинули здание Зверевской милиции, — давай поступим следующим образом. Время, как сам видишь, на исходе. Ты пойди, поищи участкового и поговори с ним более подробно. Фамилии узнай и насчёт приёмника подробнее расспроси. Поговоришь с ним, а после езжай домой. Тебе всё равно со мной не по пути. А я поеду в тот продуктовый магазин. Выясню все подробности. После уеду домой. Завтра встретимся у меня в кабинете и подумаем, что и как. Договорились?

— Хорошо!

* * *

Ближе к полудню следующего дня, я уже собирался идти на обед, в дверях моего кабинета появился мой долгожданный опер Макаров. У меня были кое-какие новости и поэтому я его очень ждал.

— Заходи, дорогой мой опер, заходи! — на радостях воскликнул я, идя навстречу к нему. Я пожал ему руку и посадил к себе поближе. — Как раз я думал о тебе. Ты мне очень нужен! Узнав новость, ты ахнешь!

Макаров с сомнением посмотрел на меня. Но я, всё же успел заметить в его глазах искорки заинтересованности.

— Так уж ахну, как будто ты сообщишь мне о задержании преступников!

— Преступников, может, и нет, но у меня кое-что есть! Минут десять назад ушла от меня завмаг шахтёрского посёлка Кузина. Догадайся, зачем я её пригласил?

— Мало ли какие вопросы возникли у следователя по ходу расследования дела по краже из магазина, — равнодушно проговорил Макаров, сделав безразличный вид.

— Вот и не угадал! — возбуждённо воскликнул я. — Посмотри-ка, Иван Григорьевич, на эту вещь, — и рукой показал на тумбочку, стоящую в углу кабинета.

На этот раз Макаров не удержался, проворно вскочил со стула и резко подошёл к тумбочке. Взял лежащую вещь и воскликнул:

— Пуховый платок! — Ты изъял его в магазине, Рудольф Васильевич? Макаров развернул его и стал внимательно рассматривать. — Ну что молчишь, расскажи?

— Хорошо. Расскажу, только не сейчас. Видишь, время обеденное, а я с утра без еды. Меня рано вызвали в отдел. Ты, как?

— Я с удовольствием. Не откажусь от обеда. Пойдём?

— Так вот, — сказал я, сидя за обеденным столом, — кассир Люба, я тебе скажу, оказалась не такой уж простушкой. Ты представляешь, она стала всё отрицать. Мол, никакого платка она у «грабителей» не покупала. И что интересно в этой истории, что она категорически отрицает эпизод с кражей денег.

Утверждает и клянётся, что никаких денег из кассы у неё не похищали. В общем, ушла в полный отказ.

— Как же тогда тебе удалось изъять этот платок? У неё же изъял или в другом месте?

— Представляешь, вот так просто, нагло, не стесняясь отказываться — это уму непостижимо! Никакие приведённые мною словесные доводы не вразумили её. Твёрдо и решительно стояла на своём, как каменная глыба. Ничего не оставалось мне, как применить не единожды апробированную интенсивную терапию.

— Это как? — неожиданно громко спросил Макаров, вытаращив на меня свои удивлённые глаза. — Это что, новое появилось в уголовно-процессуальном законе? До сегодняшнего дня я не слышал ничего о такой терапии.

— Ничего нового по поводу этого метода в законе нет. Это старый, мною не единожды испытанный метод. Достал из портфеля Уголовный кодекс и стал читать статью, карающую за укрывательство преступлений и за покупку заведомо краденного…

Конечно же, разжёвывал каждую статью и, соответственно, упомянул о сроках наказания за подобные преступления.

— Ну, как, подействовало? — с нетерпением спросил Макаров, пожирая меня своими глазами.

— Ещё как! — нарочито воскликнул я, поддразнивая опера. — Надо было видеть её состояние. Сначала её, узкие, карие, похожие на жителей северных народов, глаза, расширились, а через небольшой промежуток времени стали круглыми, как у всех славян. Лицо, имевшее было бледноватый оттенок, неожиданно залилось густым румянцем и стало, как переспевший помидор. Полная нижняя губа периодически стала дёргаться, а сама она превратилась в живую статую. Так она осталась сидеть неподвижно, прилично-таки долго.

Видя такую картину, я не на шутку встревожился. Срочно, тут уж мне по-настоящему пришлось применить настоящую медицинскую терапию. Быстро осмотрел прилавок и увидел бутылку с минеральной водой. Взял её, открыл. Налил в стакан и подал ей. Она машинально взяла стакан, сделала несколько глотков. Отдышалась. Внезапно резко поднялась, не произнося ни одного слова, прямиком направилась в подсобное помещение.

Побыла она там несколько минут. Появилась с подносом, на котором стояла бутылка коньяка, два пустых стакана и тарелка с нарезанной колбасой. Поставила поднос на стол, где я сидел. Села сама, молча налила в стаканы коньяк и так же молча выпила. Заметив, что я не притронулся к стакану, прожёвывая колбасу, вдруг заговорила:

— А что, вы и вправду меня будете судить?

Я усмехнулся мысленно и,