Идут властители чисел. Миры числами сковали, человека опутали. У них есть одно солнце, одно зернышко песка, одна любовь и один хлеб. Они перемерили бесконечность пространства и времени, взвесили и землю, и атом. Астроном, рыщущий в небе, не видит звезду, так они ее числом выцепили из туманностей: «Вот тебе – читай!» И читает он никогда не виденную звезду в каббале чисел и точкой обозначает ее на карте.

Вот химик, вынюхивающий дыхание созвездий Вселенной, миры запаха роз и разложения; вот физик, что слушает трепет звезд и молнию мысли с молнией неба сопряг в смертельной борьбе за Тебя, Боже.

Идут с кирками наперевес саперы гор и морей. В дымящейся утробе вулканов, в холодных скелетах гранитов роются они, терзают плоть стылой планеты, в тысячах ее сердец ищут источники прожитых жизней. В скованном янтарем насекомом, в искрящейся алмазом угольной пыли, в коралловом кургане островов, в соленой крови земного гиганта, угадывая прошлое, прорицают грядущих лет миллионы, по слогам читая, как из жизни прорастала смерть, а из смерти жизнь расцветала. По пещерам и болотам, по черепам и костям, по затопленным кладбищам изучают они санскрит исчезнувших жизней.

 А за ними – отряд за отрядом, вооружась с головы до ног сталью мысли, – идут другие, и несть им числа, и каждый совершенно особенный, а все они вместе – братья.

 Вот тихий аббат Грегор, что вымолотил из зеленого гороха суровый закон наследственности. А этот бродяга воплем: «Земля!» первым приветствовал новые земли. Вот царственный победитель бытия со своим гордым и мужественным заклятием «Я мыслю, следовательно, я существую!» А этот из-под камней и праха извлек древнейший кодекс Хаммурапи. А этот, учитель в глухом селе, отнял у завистливой феи многоцветное царство насекомых. Тот, изломанный сотней попыток взлететь, отобрал у птиц мощь крыльев и подчинил себе воздух. А тот – хозяин дна морского. Этот, пивовар, из охваченных мором градов вывел женщин и детей и одолел врага – заразу. А вон и тот, кто обрушился на хаос разноязыких наречий и сковал их в плену единства. Вот этот покорил мир растений, установил их иерархию. Вон тот сорвал венец с Творца всего сущего и стал сотворенным тварям законополагателем. Этот – кто солнце покачнул на небе. А этот в геометрической формуле взял в плен божество. Вот тот, кто вырвал ядовитое жало у ведьмы нищеты. Этот торжествующе возопил: «Оmnis e cellula cellula!»[14]

Все – во славу Твою, Господи.

А за войском тянутся обозы маркитантов и мародеров: крючкотворы, лекаришки, инженеры, агрономы, трепачи-политики, сброд и шваль, мошенники и торгаши. Из лоскутьев наших побед ткут они для людского муравейника богатство, роскошь и силу. Продают за гроши, потешными шутихами развлекают чернь, девок приманивают.

Нам, Рыцарям Красоты и Истины, нет до них дела. Иногда самый печальный, лоцман души человеческой, бросит на них беглый взгляд и снисходительно усмехнется.

 А когда мы так шагаем, засмотревшись в Тебя, святая тайна тайн, вздохнет наивная грудь: «Бедные солдатики…» Они видят бронзовые лица и согбенные плечи: они всей душой рады угостить одиноких, в светлую горницу пригласить: пусть отдохнут.

 Это мы-то – «бедные»?! Это нам – «отдохнуть»?! Мы – счастливейшие в урагане борьбы, в стремлении к неведомой цели свободного полета, лицом к лицу с тайной. Один на один с Богом. Ты для нас родина, горница, отчизна, Ты радость и награда, Ты – соратник посвященных. На наших глазах восходят и мужают зори истин, и все новые и новые тайны этих истин: для нас и сокровищ наших наследников, сынов нашего Завтра.

Молитва матери

Прости мне, Господи, что я жаловалась.

Я говорила: убили моего сына, Отчизна забрала у меня сына, он свою жизнь в жертву принес.

 Я не понимала. Спасибо, Господи, что просветил меня.

 Я говорю: Ты призвал моего сына к Себе, Отчизна усыновила мое ненаглядное дитятко, дала ему – а не отобрала, – дала ему прекрасную смерть.

 И плачу я слезами радости и гордости при мысли о том, что предстал пред Тобою любимейший солдат и отрапортовал:

– Слушаюсь, Господь мой.

Прекрасную смерть дала ему Отчизна.

Спасибо, Господи, что просветил меня.

Молитва художника

Благодарю Тебя, Творец, что Ты задумал сотворить такое странное создание, как я. Покореженное вопреки всем законам логики, а ведь при этом такое, как надо; ведь я Тебе, должно быть, нужен, коль скоро есмь. Чем меньше смысла, тем я Тебе благодарнее, Я – протест, наглость, нахальный сам себе хозяин среди смиренного стада, я – пакостник, дурак первоапрельский и священное древо Ашваттха.

Молитва моя, Творец, не та, что у всех и когда-то, это молюсь я – сейчас, в этот самый момент, который никогда больше не повторится. Пойми: твой святотатственный пророк – и Брат! – я.

Разве я знаю, кто я такой? Я же не знаю себя: я то по-дурацки величественный, то величественно дурацкий; гордый, смиренный, нежный, грозный; презирая, могу ластиться, как кот; скрытный – и выболтаю все; продаю слезы, теряю трости и ножики; чуткий даже к тянущейся тени неволи, не срываю, а жгу оковы, – и только в тишайшем шепоте вижу Тебя, о Творец, и за это безгранично благодарен Тебе.

Ты не веришь, что мне хочется молиться? Брось! Ты же, наперекор церковникам, все-таки Бог, я знаю, что это значит.

Спасибо Тебе, Творец, что Ты создал свинью, слона с длинным носом, что изрезал края листьев и наши души, что дал черные морды неграм, а свекле – сладость. Спасибо за соловья и клопа, за то, что у девушки есть грудь, что рыба задыхается на воздухе, что есть молнии и вишни; что так по-дурацки велел нам родиться; за то, что таким тупицей человека создал: он теперь считает, что иначе и нельзя; за то, что ты дал Мысль камням, морю, людям. Мысль, которая ближним плетет что-то с пятого на десятое, а себе гордые сказки выдумывает. Не рай – у нее наибагрянейшие восходы и закаты, она орлица, мерзавка и лгунья. Как же я ее люблю! Вот ускользнет она – угадай, где шляется, пока не вернется, паршивка чумазая, на человека не похожая, а так хитро кается и такая довольная, клянется, что в последний раз (дурак, кто ей поверит!), – знает, мошенница, что все ей простится.

Я все предчувствую, но ничего не знаю. Что мне вычитанные истины, что в них ценного, если я их в дырочку подглядел, подглядывал невнимательно, вот всегда и ошибаюсь – тем лучше. Я существую!

Я ничего не знаю, но все угадываю. Тебе ведомо, Творец, что это значит: всё!

С головы до ног я существо негодящее, а ведь, зараза, я же должен быть везде первым; надежду теряю лишь на