Спокойной ночи (наблюдатель Эня Ренцова)

Я ненавидела ложиться спать. Каждый раз родители спорами и руганью заставляли выключать свет, после чего я съёживалась под одеялом, не в силах расслабиться. Как по команде, в комнату начинали стекаться омерзительные создания — гниющие люди, демонические порождения, уродцы с других планет, озлобленные карлики, прыгающие между дверных косяков. Их было бесконечно много, они заглядывали в окна, проходили сквозь стены, просовывали свои грязные лапы под одеяло, а иногда казалось, что они наблюдают за мной глазами нашего кота.

Я знала, что стоит потерять бдительность, как они меня непременно растерзают, растащат по частям в свои чёртовы безрадостные миры. Я давно искала лекарство от этой мучительной бессонницы: включала ночник из селенита, но тени оживали, как только я отводила взгляд от источника света; писала заклинания, но не могла поверить в их силу; просила помощи у белых духов, но никто не приходил.

Моя болезнь — воображение — подтачивала меня так же, как вода разъедает опоры моста. При этом я прекрасно знала, что пережила уже десятки и сотни одиноких ночей, и это значило, что, скорее всего, смогу пережить ещё столько же. Но это знание ничуть не помогало.

Всё изменилось одним летним вечером. Я меняла батарейку в фонарике, с которым обычно пряталась под одеялом, чтобы до наступления полуночи отвлечься волшебными историями. Но моё внимание привлекла не книга, а сама батарейка.

Плюс и минус. Плюс и минус. Плюс и минус.

Если я порождаю отрицательное, то могу породить и положительное, чтобы их уравновесить! Включив фонарик, я перевела взгляд на книжный разворот с акварельной иллюстрацией.

— Ты и будешь меня защищать, — тихо сказала я нарисованному грифону и смело вылезла из-под одеяла.

С каждый годом эта сцена повторялась всё реже и реже: отвратительные твари уже не очень верили в свою власть надо мной. Голубой грифон, свернувшийся на противоположном краю постели, как огромный кот, расправлял крылья и выгонял весь этот цирк волнами света, исходящими от перьев. Он делал это в сотый, тысячный раз, апатично и слегка лениво, лишь изредка шипя на особенно реалистичных гостей.

— Почему ты стал таким усталым? — спросила я.

После долгой паузы в моей голове прошелестел тихий голос:

— Ну, понимаешь, я же не существую. Я… не то, чтобы когда-нибудь умру и обо мне забудут, меня же, типа, вообще нет…

— Зато тебе и бояться тогда нечего.

Он усмехнулся и устроился поудобнее, потому что разговор отвлёк меня от придумывания мерзких созданий, и кроме нас двоих в тёмной комнате никого не было.

— Тебе ни к чему продолжать эту игру. В этой борьбе у тебя есть и плюс, и минус, и их силы всегда равны.

— К чему ты ведёшь?

— Я думаю, что пришло время приравнять их к нулю.

К горлу подкатили слёзы от горькой жалости к себе, и я почувствовала, как воронка одиночества затягивает меня.

— Ты же знаешь, что у меня нет сил заставить тебя остаться. — Мой друг молчал. — Ведь ты — это я. И если ты уходишь, значит, я сама тебя прогоняю.

Грифон ласково накрыл меня крылом вместо одеяла, и я прошептала вслед уходящему детству:

— Прошу тебя, останься со мной… хотя бы сегодня.

И закрыла глаза.

Грифон

Крылатый еж (наблюдатель Александр Богданов)

Ночная сказка была рассказана, и я выключил свет, пожелав сыну спокойной ночи. Уже выходя из комнаты, я услышал сонный голос Димки:

— Пап, а я вчера видел крылатого ежа!

Я вернулся и присел на край его кровати, освещённой лунным светом.

— Правда? Расскажи, какой он.

— Ну он такой… Добрый. Хороший. Я его издалека видел, когда он по небу пролетал. И я сразу понял, что это он! Мне даже показалось, что он подмигнул мне. Мы тогда с Мишкой куличики из песка лепили. Я ему говорю: гляди, крылатый ёж! А он меня дураком обозвал и сказал, что крылатых ежей не бывает, потому что ему так родители сказали.

Я улыбнулся.

— Это твой Мишка дурак, и его родители тоже. Скажут же такое: не бывает! Не верь им. У каждого есть свой крылатый ёж. Просто не все их видят.

— А ты видишь?

Я вздохнул, вспоминая.

Когда отец рассказывал о крылатых ежах, они мне часто снились. Такие большие, мягкие и совсем не колючие. На них можно было сесть верхом и кружиться в небе наперегонки с ветром. И наутро становилось так хорошо, так легко! Каждый новый день начинался с радости. Хотелось бегать, прыгать, действовать, творить.

А потом отца не стало. Но крылатые ежи не переставали сниться. Они подходили ко мне и долго-долго смотрели в глаза. Без слов — просто так. Но мне и этого хватало. Вся тоска, злоба и обида пропадали куда-то, и снова хотелось жить.

Когда мне было плохо, я закрывал глаза и представлял, что крылатые ежи летят ко мне и снова делятся светом и добром. Когда мне нужен был совет, я снова взывал к ним. Решения принимал сам, но всегда старался поступать правильно, чтобы не было стыдно перед крылатыми ежами.

Крылатые ежи радовались вместе со мной всем успехам и грустили из-за неудач.

А потом я повзрослел. Первая любовь, первый алкоголь, сложные решения, ответственность. Надо было учиться, потом — работать. И крылатые ежи исчезли.

Я даже не могу сказать точно, когда это случилось. Просто однажды вдруг понял, что их уже давным-давно нет рядом.

— Нет, сынок. Раньше видел, а теперь уже нет. Но это не значит, что они исчезли. Они смотрят за мной, как и за всеми людьми. И ты не должен поступать так, чтобы тебе было совестно потом рассказать им об этом.

— Почему?

Я задумался.

— Ну… Однажды, через много тысяч лет, настанет час, и все увидят крылатых ежей. И они тогда со всех спросят по заслугам. Как ты будешь смотреть в глаза своему крылатому ежу, если всю жизнь врал, грубил, делал гадости?

Тихое сопение сынишки было мне ответом. Я осторожно вышел из детской, и, не включая свет, присел на подоконнике кухни.

— Ну, как он? — раздался в тишине знакомый с детства голос.

— Растёт. Ищет. Развивается. Прокладывает свои тропки в этом большом