— Ой! — сказал Миша.
Лиля открыла глаза, хитро улыбнулась и взмахнула крыльями. Блестящая пыльца разлетелась по воздуху.
…
— Ой! — повторил Миша и чихнул. Он лежал под одеялом. Мама сидела рядом, положив ладонь ему на лоб.
— Ты чего не спишь? — озабоченно поинтересовалась она. — Сопли? Опять заболел?
— Нет… — он пытался вспомнить, что такое радостное, цветное, красивое-прекрасивое приснилось ему пять минут назад, но никак не мог. — Бабушка вчера говорила, что у нас пахнет, как в сырой те-пли-це, поэтому я и чихаю.
— Не поэтому, — засмеялась в темноте Лиля. На полу таяла цепочка перламутровых следов, от ванной до кровати. — Совсем не поэтому.
Бабочка из баночки (очевидец Алексей Верт)
В дверь постучали: «Тук-пауза-тук-пауза-тук».
Миронов отложил в сторону «Каталог чешуекрылых России», выбрался из кресла и направился в прихожую.
— Кто там? — спросил он.
— Большие деньги, — ответил хриплый голос.
Миронов открыл дверь и посмотрел на говорившего. Жесткая щетина покрывала добрую половину его лица; кривой нос с горбинкой явно был сломан, и не единожды; волосы свисали до самых глаз. Глаза, кстати, смотрели настороженно, но с некой ноткой теплоты. Будто незнакомец — а Миронов видел этого человека впервые — уже заочно любил хозяина квартиры и очень им дорожил.
— Головач, — сказал незнакомец и уверенно протянул руку.
— Миронов, — ответил хозяин, раздумывая, что ему сообщили — прозвище или фамилию.
— Энтомолог? — уточнил посетитель.
— Да.
— Лепидо… — Головач достал из кармана смятую бумажку, прочитал и бережно вернул назад. — Лепидоптеролог?
Миронов кивнул.
— Ну, значит, не ошибся, — гость улыбнулся.
— Может, пройдем? — предложил наконец хозяин, поняв, что гость — по делу.
И они прошли.
— Итак? — спросил Миронов, присев на стул.
— Итак, — сказал Головач, устроившись в кресле. — Возможность заработать большие деньги.
— Сначала позвольте узнать: почему вы пришли именно ко мне?
Головач вновь полез в карман и достал уже другую смятую бумажку. В этой листовке, распечатанной на домашнем принтере Миронова и расклеенной по окрестным домам, граждан призывали беречь редкий вид бабочек «Hetaera esmeralda», чья популяция облюбовала городской парк в паре кварталов отсюда.
— Бережете редкие виды, — сказал он.
— Да. Берегу, — ответил Миронов.
— Отлично! Сколько наука может дать за редкий, ещё не исследованный вид бабочек?
— Ну, не знаю, — растерялся энтомолог. — Российская — немного, — собеседник поскучнел, и Миронов резко исправился. — Хотя… смотря насколько редкий вид.
Головач почесал бороду, затем волосы, а потом ещё и помассировал мочку уха.
— Я вам покажу. Уверяю, за это наука заплатит много! — гость хихикнул. — Выключите свет, профессор, и я вам продемонстрирую, как выглядят большие деньги!
Странные речи гостя показались энтомологу подозрительными, но он всё же выключил настольную лампу, и в комнате стало темно.
Миронов видел смутные очертания фигуры Головача. Тот в очередной раз исследовал содержимое своих карманов, что-то нашарил, удовлетворенно хмыкнул, а затем вдруг стало гораздо светлее, чем могло быть, включи энтомолог даже все лампы.
В маленькой банке из-под детского питания светилось нечто, поначалу показавшееся бабочкой. Но, подойдя ближе, Миронов удивленно ахнул и внезапно понял, насколько был прав Головач. Действительно, большие деньги выглядят именно так.
Золотистые светящиеся крылья, чуть мерцавшие, когда существо вздрагивало ими. И почти человеческая фигурка, у которой на спине эти два крыла и располагались. Более того, фигурка, скрестив на груди руки — руки?! — злобно смотрела на Миронова.
Энтомолог сглотнул, кашлянул и осторожно постучал ногтем по стеклу. Существо в ответ резко взмахнуло крыльями — при этом в банке поднялся вихрь золотой пыльцы — и, широко раскрывая крошечный рот, стало беззвучно кричать.
— Хорошее стекло, — усмехнулся Головач. — Звук не пропускает. Уж больно он пищит противно. И ещё нехорошими словами ругается…
— Оно разговаривает? — концентрация чудес в пределах одной комнаты повышалась.
— Если даже и так, — Головач пожал плечами, — то я его принес не языком трепать, а для дела. Скажите, куда его сдать можно, чтобы денег срубить побольше. Выгорит дело — вам тридцать процентов. Сохраним редкий вид для науки вместе, глядишь — и именем нашим назовут…
— А поймал ты его где? — от волнения Миронов даже перешел на «ты».
— Тут рядом, в парке. Заметил как-то вечером, думал — светляк гигантский. Потом пригляделся — ан, нет. Три ночи выслеживал, потом часов шесть сачком махал. Все пальцы искусал, пока я его в банку засовывал.
Существо стучало по стеклу кулачком, строило зверские гримасы и дрожало всем телом.
— Двое суток без перерыва шебуршится и бьется, — пробормотал Головач. — И хоть бы хны, разве что потускнел малость.
— Потускнеешь тут, в банке-то, — Миронов любил науку, но не одобрял жестокого обращения с насекомыми. Тем более, если они совсем не насекомые, а существа из сказок. — Или где ты его держал?
— Да как закрыл крышку, так сразу и в карман засунул. Всего один раз, вчера вечером, когда дома электричество вырубили, достал наружу, чтобы в коридоре посветить.
— Как же он светится? — Миронов вертел банку и разговаривал сам с собой. В мозгу проносились теории — одна удивительнее другой. — Химическая реакция? Или, может, днем накапливает…
Прежде, чем договорить мысль до конца, энтомолог протянул руку к стене и щелкнул выключателем.
По глазам ударила вспышка, ладони пронзила боль, что-то отшвырнуло Миронова в сторону. Через мгновение раздался вопль Головача, потом хрип… и тишина.
Когда энтомолог осмелился приподняться и открыть глаза, в комнате было пусто. На том месте, где минуту назад стоял гость, сиротливо высилась горка пепла. Из разбитого стекла форточки тянуло сквозняком. На паркете валялись осколки банки и что-то блестело. Миронов провел по полу подушечками пальцев и поднес их к глазам. На коже переливалась золотистая пыль.
Энтомолог поднялся и пошел на кухню за веником, по пути вспоминая милицейские сводки о потерявшихся людях, которые ухитрялись пропасть в городском парке прямо посередь бела дня при свете солнца. В газетах решили на дерзкого маньяка, но теперь Миронов вовсе не был уверен в этой версии, которая раньше казалась ему вполне правдоподобной.
Через пару дней, когда Миронов оклеивал доски объявлений очередной партией листовок, его окликнул прохожий:
— Огоньку не найдется?
— Не курю, — ответил энтомолог.
— И что?
— И то. Что я его, по мановению
