– Доказательств нет. Зато у меня есть чутье. И мое чутье говорит мне, что им была нужна именно она, – сказал Малколм.
– Мое чутье говорит о том же самом, – вставил отец.
На это Джеймсу нечего было возразить. Маккена-старший и впрямь обладал поразительной интуицией, и она за много лет ни разу его не обманула. Даже и не счесть, сколько раз его легендарное чутье спасало от беды весь клан.
– И все же мы не вправе выбирать для девушки мужа, – сказал Джеймс, решив зайти с другой стороны. – Пусть ее родня решает, за кого ее выдать. Это их прямая обязанность.
– Да, верно… – протянул лэрд Маккена с хитрым прищуром. В глазах его плясали огоньки – верный знак того, что у него уже созрел какой-то план. – Найти мужа для взрослой племянницы – их прямая обязанность. Долг, я сказал бы. Которым они пренебрегают, тем самым подвергая девушку опасности.
– Ей бы ничего не угрожало, если бы она оставалась там, где ей надлежит быть, – пробурчал Джеймс. – А ее место – за крепкими стенами замка Армстронга.
– Мы приходимся Армстронгам дальними родственниками по матери моего отца, – сказала Айлен. – Ее сестра вышла замуж за одного из Армстронгов. Значит, на правах родственников мы можем решить судьбу Давины. А если Армстронгам это не понравится, то мы им напомним о нашем родстве.
– Ты говоришь о сестре своей бабушки, которая вышла за Армстронга… лет семьдесят тому назад? – спросил Джеймс. Он помассировал виски – голова нещадно гудела. – Тогда у нас в нагорье все друг другу родня. И знаете… Теперь я хочу задать всем вам вопрос: что она вообще здесь делает?
– Я пригласила ее отпраздновать с нами Рождество, – ответила мать. – Я уже давно хотела с ней встретиться. Мы начали регулярно переписываться несколько лет назад, и каждая из нас искала утешения в этой дружбе. Хотя Давина никогда прямо не говорила об этом в своих письмах, меня не покидало ощущение, что она вот уже не один год живет пленницей в замке своих родственников. И это стало еще одним поводом для того, чтобы пригласить ее сюда. Я захотела убедиться в том, что ощущения меня не обманывают.
– И как, убедилась? – не в силах сдержать раздражения, поинтересовался Джеймс.
Мать ненадолго задумалась. Пожав плечами, проговорила:
– Она ведь только вчера приехала… У меня пока не было возможности это выяснить.
– Должен сказать, что ее тетя и дядя действительно вели себя очень странно, когда она сообщила им о своем намерении поехать к нам, – заметил Малколм. – Но они не стали ее удерживать.
– Возможно, они решили сделать так: она выезжает из замка, а они затем перехватывают ее в лесу, – предположил Брайан Маккена. – Не исключено, что те люди, которые на вас напали, действовали по приказу ее родственников.
– Что-то слишком уж все это сложно… – проворчал Джеймс. – К чему им такие сложности, если они могли просто не отпускать ее? Она и так была в их власти.
– Все это очень странно, но дело тут нечисто, – заявила Айлен. – И ваш отец не зря волнуется за девушку. Я не вижу иного способа обеспечить ее безопасность, кроме как найти для нее мужа, способного ее защитить.
– Еще раз говорю: это не наше дело, – стоял на своем Джеймс, рассчитывая на поддержку старшего брата. Не может быть, чтобы Малколма устраивал этот безумный план.
Но Малколм молчал, и тогда Джеймс, пристально посмотрев на него, подумал: «Ах, так вот оно что… Оказывается, Малколм – лицо заинтересованное…» Дело принимало неожиданный оборот.
И тут Малколм проговорил:
– Я согласен с отцом. Полагаю, что лучшее решение – выдать девушку замуж за одного из нас. – Сказав это, он вопросительно взглянул на мать.
Не удержавшись, Джеймс на одном дыхании выпалил:
– Черт вас дери, вы не можете заставить ее выйти замуж!
– Да разве ее заставляют?! – изображая возмущение, воскликнул Маккена. Все это время отец не сводил с Джеймса цепкого взгляда, словно в чем-то его подозревал. – Ваша мать не даст соврать: в моем доме женщин никто не насилует.
– Пусть со мной многие не согласятся, но мне не нравится обычай выдавать девушку замуж против ее воли, – пояснила Айлен. – Я этого не допустила бы. Давина сама сделает выбор.
– А нам выбирать позволено – или как? – пробурчал Джеймс.
– И у вас будет право выбора, – ответил отец. – Вам решать, считаете ли вы леди Давину подходящей для себя невестой. А если она не подойдет ни одному из вас, то мы без труда найдем в нашем клане парня, достойного выпавшей ему чести.
– По правде говоря, я уже и сам подумывал о том, чтобы взять ее в жены, – словно невзначай сообщил Малколм. – Давина немного необычная, это верно. Но зато она из славного рода и хороша собой. Да и Лилее она понравилась.
– Но нравится ли ей Лилея? – со смехом спросил лэрд Маккена, и Айлен тоже засмеялась.
Джеймс сделал глубокий вдох и молча направился к выходу. У двери остановился и, обернувшись, уставился на старшего брата. Увы, он так ничего и не понял по его лицу. Шутил ли Малколм? Или всерьез хотел жениться на Давине? Но если всерьез… Джеймс мог лишь догадываться о том, каким это стало бы для него ударом. Он думал, что раны давно затянулись. А оказалось, что они открыты и кровоточат. Он знал, что выстрадала Давина. И знал, почему она пять лет назад не захотела выйти за него замуж. И решила, что вообще никогда ни за кого не выйдет.
Но ведь это было давно, очень давно… Что, если теперь она сможет похоронить прошлое и захочет стать женой и матерью? Женой Малколма? Джеймс окинул брата тяжелым взглядом. Что ж, Малколм – наследник, и он сможет предложить ей куда больше, чем младший брат.
Но даже если забыть о материальной стороне вопроса… Интересно, кого женщины любили больше – Малколма или его, Джеймса? Наверное, все-таки Малколма, даже без учета его наследства. Женщины всегда превозносили не только его силу и красоту, но еще и несравненное обаяние и недюжинный ум. Куда уж ему, Джеймсу, тягаться с тем, у кого масса достоинств – и ни одного недостатка…
А может, и Давина считала Малколма эталоном мужества и красоты? Сама мысль об этом была невыносима. Джеймс чувствовал, как в душе его закипали гнев и обида. Обида на Давину. Обида на Малколма. Обида на мать и отца. Обида на судьбу, не оставившую ему ничего, кроме горечи несбывшихся надежд.
Но кого же он должен винить в том, что удача всегда оказывалась на стороне Малколма? Фортуну или себя самого?
– Ну как, братишка, сразимся за благосклонность прекрасной Давины? – любезно улыбаясь, проговорил Малколм. Только вот глаза его