– Ваша матушка пригласила меня на Рождество, – пояснила Давина, словно отвечая на его невысказанный вопрос.
То, что она прочитала его мысли, лишь на миг показалось ему странным и удивительным. Нет ничего удивительного. Ведь когда-то они были так близки, что с легкостью понимали друг друга без слов. Впрочем, это было давно. В другой жизни.
Проклятие, ему надо выпить!
Она преподала ему урок, который он запомнил на всю жизнь. Любовь не ведет ни к чему, кроме боли и горя. «Но так было не всегда, – робко возразил внутренний голос. – Вспомни, как хорошо вам было вместе, когда все только начиналось».
Джеймс с трудом отвел взгляд от колдовских глаз Давины и уставился на ее тонкие пальцы, сжимавшие бокал. Он с мучительной остротой вспомнил, как эти пальцы ерошили его волосы, как гладили его по щеке… И вспоминалось, как он сжимал эти пальцы, лежавшие в его ладони.
Он так и не смог удержаться от вздоха – Давина все еще была ему нужна.
И безумное желание сжимать эту девушку в объятиях и ласкать до тех пор, пока глаза ее не затуманятся, было все таким же острым, как и раньше.
Джеймс невольно поморщился. Казалось, он не принадлежал самому себе. Он почувствовал, что какая-то сила толкнула его навстречу Давине и его рука сама собой потянулась к ее руке. Но тут он опомнился и отдернул руку. Ничего это ему не даст, кроме боли и унижения. Она отвергла его, отвергла решительно и бесповоротно, и он не собирался снова перед ней унижаться. Да и глупо было бы унижаться перед этой бессердечной девицей. Но Джеймс знал, что несправедлив к ней. Давина не всегда была бессердечной. Когда-то она была чиста, открыта и любила его всем сердцем. И он сам виноват в том, что ее любовь к нему прошла. Ведь он не смог ее защитить…
– Я – Лилея Маккена, – сказала девочка, которая держала Давину за руку. – А вы кто такой?
– Это твой дядя Джеймс, – пояснил Малколм, взглянув на дочь.
Склонив голову к плечу, девочка долго смотрела на своего дядю. Потом спросила:
– Тот самый, для которого бабушка каждый вечер зажигала свечи в часовне и молилась, чтобы он вернулся домой?
– Он самый. И мои молитвы наконец услышаны, – произнесла леди Айлен. Она вновь оказалась рядом с Джеймсом и вновь крепко взяла его за руку повыше локтя, словно боялась, что он может исчезнуть. И только сейчас Джеймсу стало по-настоящему стыдно за то, что причинил матери столько боли.
Айлен потащила сына к высокому столу, и все тотчас подвинулись, освобождая для него место. И как-то так вышло, что его усадили между матерью и Давиной.
Он заметил, что Давина в напряжении замерла. А потом она так живо заинтересовалась содержимым своего подноса, словно никогда прежде еды не видела.
– А где Кэтрин и Грэм? – спросил Джеймс, надеясь, что за разговором забудет на время о тревожном соседстве.
– Грэм гостит в замке Моргана. Осваивает военное дело. Он останется у них до весны. Кэтрин же отправилась в Инвернесс с другими паломниками, чтобы поклониться мощам Пресвятой Богородицы.
– А где Маргарет?
Улыбка сползла с лица матери, и она со вздохом ответила:
– Умерла. Этим летом будет год. Она умерла… Якобы от какой-то лихорадки.
– Сочувствую твоему горю, Малколм, – тихо сказал Джеймс.
Принимая соболезнование, Малколм не выглядел удрученным. И даже напоминание о недавней смерти жены не отбило у него охоту раздевать взглядом Давину.
– Ее смерть стала ударом для нас всех, но хуже всего пришлось моей малютке Лилее, потому что она лишилась матери. Однако я надеюсь в скором времени исправить ситуацию, – добавил Малколм с улыбкой.
Джеймс едва не подавился куском оленины; он вовремя сообразил, что лучше заняться едой, чем сказать что-то такое, о чем впоследствии мог бы пожалеть.
Взглянув на Давину, Джеймс понял: с ней что-то не так. И в тот же миг она пробормотала:
– Прошу меня извинить. Я очень устала и должна отдохнуть.
– Да, конечно… – кивнула леди Айлен.
Давина встала из-за стола и, сделав шаг, споткнулась – наверное, подол ее платья за что-то зацепился. Джеймс протянул ей руку, но Малколм раньше оказался рядом. Бросив на Джеймса уничижительный взгляд, он заботливо поддержал гостью. И она ему это позволила!
Но уже через несколько мгновений Давина высвободилась и, сделав реверанс, со всех ног бросилась к выходу, словно за ней гнались все черти ада.
Джеймс не стал смотреть ей вслед; он не желал даже думать о причинах ее бегства и о том, почему вдруг поникли ее плечи и погрустнели глаза.
С уходом Давины за столом воцарилось молчание. Чуть помедлив, Джеймс приказал принести еще вина. Поднося бокал к губам, он вдруг почувствовал чей-то пристальный взгляд. Стремительно обернувшись, встретился взглядом со своей племянницей. После ухода Давины Лилея заняла ее место и сейчас беззастенчиво его разглядывала.
– А тебе не пора идти спать?! – прорычал Джеймс.
Если он хотел напугать малышку, то у него это получилось. Правда, Лилея быстро пришла в себя. Расправив плечи, она с вызовом в голосе ответила:
– Мне не хочется спать. – И девочка тут же засыпала дядю вопросами: – Зачем вам сразу два ножа за поясом? Папа и дедушка носят с собой только по одному ножу. А вам нужно сразу два? И почему вы одеты во все черное? Няня говорит, что черный цвет – цвет дьявола. Вы дьявол, да?
Джеймс поднес бокал к губам, пряча улыбку. Не стоило поощрять дерзкие выходки этой избалованной девчонки.
– Будешь дальше задавать такие вопросы – получишь ответы, о которых пожалеешь, ясно?
Лилея молчала, в задумчивости наморщив лоб. Ответ дяди оказался слишком мудреным, и маленькая девочка не могла в нем разобраться. Но, как бы то ни было, желаемый результат был достигнут – малышка умолкла.
Но молчала Лилея недолго. Спустя минуту-другую она, дернув Джеймса за рукав, жизнерадостно заявила:
– Леди Давина – самая красивая леди из всех, что я видела. Мне нравится ее улыбка. Она будет моей новой мамой.
Джеймс поперхнулся вином.
– Господи, Лилея, что ты несешь?! – воскликнул лэрд Маккена.
– Если моей дочке что-то запало в голову, она об этом век помнить будет, – с усмешкой заметил Малколм и ласково погладил дочь по голове.
Лилея радостно улыбнулась, но тут же, надув губы, напомнила отцу:
– Ты сказал, что приведешь мне новую маму.
– И ты ее получишь, куколка, – пообещал Малколм, взяв девочку на руки. – А сейчас тебе пора спать.
Малколм с дочерью на руках подошел к отцу с матерью, и каждый из родителей ласково поцеловал девочку в лоб. Джеймс заметил, что брат ненадолго задержался возле него, но
