– Пора возвращаться, – крикнул проводник Альваро.

– Иду.

Бертран прыгал с камня на камень так легко, что Ксавье наверняка сказал бы матери: «С младшим все в порядке…» – а она ответила бы, что «мальчику нужно набрать килограммов восемь-десять, но волосы отросли красиво…»

Он запрыгнул в джип, пристроил в ногах рюкзак. Лолина фотография перекочевала в правой боковой карман брюк. Альваро бросил на него оценивающий взгляд и спросил:

– Как насчет долгой конной прогулки? Завтра…

– Куда?

– Хочу тебя удивить – показать место, куда не добраться на машине.

– Отличная идея.

Бертран смотрел вперед, на дорогу.

Уловить. Подметить… Я все еще хочу удивляться, быть застигнутым врасплох? Он повернулся к проводнику, улыбнулся. Нет, этот человек не предатель. В Альваро, Анатолии и Сади было нечто общее, внушающее уверенность. Я никогда не сомневался в тебе, Сади. Я не злюсь и не держу зла, но сожалею. А твой сын… Абуо не нашли, как и Буму и Кафи. Что со следствием? Да какая разница… Он покинул Африку и учится заново доверять своим чувствам.

Альваро весело напевал. У него были черные волосы, схваченные шнурком на затылке, чтобы не путались на ветру. Он трудился на семейной ферме, работал проводником – «когда захочется», а все остальное время «немного занимался живописью». Был счастливо женат и время от времени брал с собой пятилетнего сына, чтобы тот «научился чувствовать воздух». У Альваро была глубинная связь с родной землей, он понимал окружающий мир.

– Вечером отпразднуем мой день рождения, но засиживаться не будем, а завтра отправимся в дорогу на рассвете.

– Я привык рано вставать.

– Уже заметил.

– Сколько тебе исполнилось?

– Тридцать два.

«А мне через несколько месяцев будет тридцать три», – подумал Бертран и спросил:

– Что тебе подарить?

– У меня все есть. Я счастлив на этом ветру, в этих пейзажах и не мечтаю о лучшей жизни.

Он помолчал и произнес:

– Aqui soy.

Бертран сфотографировал мужчину на отметке тридцатидвухлетия, сделал портрет в три четверти за рулем внедорожника. Однажды он его выставит и назовет «Aqui soy» – «Здесь мое место».

– Ты – счастливчик! – сообщил он Альваро, опустив фотоаппарат на колени. – У меня такого не будет.

– Почему?

– Не уверен, что способен на подобные чувства.

– Из-за снимка в кармане?

Бертран не смог улыбнуться, он внутренне содрогнулся – как всегда при мысли о Лоле.

– Она моя любимая женщина.

Альваро не задал ни одного вопроса – почувствовал, что Бертран больше ничего не скажет, да это и не требовалось: голос и взгляд выразили всю полноту чувств. Наверное, помог ветер, вечный погонщик туч, летающий над океанами и уносящий с собой влагу и волнения… А может, дело было в самих Альваро и Бертране, двух мужчинах перед лицом бескрайности мира.

Остаток пути они проделали в молчании, а за ужином пели. Француз поблагодарил: «Все было волшебно вкусно!» – и откланялся.

– Дверь оставь открытой.

Ночь завладела Вселенной. Настало ее законное время. Она – моя жизнь. Мой дом. Человек, с которым я был бы счастлив.

2

– Я очень за тебя рада, мама, – сказала Лола, когда Жеральдина позвонила после встречи с Бенуа.

Расстояние ничуть не изменило ее голос, пожалуй, только подчеркнуло печаль. Жеральдина остановилась перед витриной и взглянула на свое отражение. Да нет, это не она, а ее старшая дочь бродит в тоске по дому. Ребенок, державшийся когда-то за ее палец, сидит у компьютера или за столом и смотрит, как Эльза режет стейк на идеально ровные кусочки. Прошедшие годы изменили ее взгляд, украли смех. Когда в последний раз смеялась Лола? Жеральдина вдруг так испугалась, что «отключила внутреннего сторожа» и раскрылась перед Лолой.

– Трудно представить, но наше общение подействовало на Бенуа как укрепляющее. Он сразу меня узнал, потом подошел к окну и долго смотрел на сад внизу. Знала бы ты, как я себя ругаю! – Жеральдина вздохнула. – Совсем расклеилась из-за разницы во времени, не знаю, как сказать то, что сказать совершенно необходимо, но… Есть вещи, над которыми время не властно.

– И долго это будет продолжаться, мама?

Жеральдина посмотрела на свои сапоги, промокшие в серой снеговой каше.

– Не знаю, хотя очень бы хотела тебя утешить.

Они помолчали. Лола услышала в трубке вой пожарной сирены.

– Какая у вас там погода?

– Хожу по снегу. Эльза сказала бы, что погода «густо-грязная».

Лола и Жеральдина улыбнулись в унисон на разных континентах: Эльза делала их жизнь единственной в своем роде. Она коверкала некоторые слова, придумывала свои, рушила стены, прогуливалась из одной Вселенной в другую, напевала и пекла умопомрачительные пироги и торты. Эльза открывала двери и расширяла границы мира. Она была счастлива, разлука и невезение не существовали для нее, смерть ничего не могла отнять. Лола сглотнула ком в горле и пожелала: «Have a nice day, mother!»[61]

Когда дети встали после дневного сна, погода хмурилась, идти с коляской на берег Марны не хотелось. Лола решила ограничиться садом и качелями, дошла до деревянной калитки, но открывать не стала. Постояла, глядя на гладкие, лакированные доски. Мне не хватает Бертрана. Бертран – невидимка. Бертран пугает меня. Я разрушила жизнь Франка. Она обернулась, встретилась взглядом с Эльзой. Ta уперла кулаки в бока и «возвестила»:

– Бархатные блинчики!

За несколько минут сестры и близнецы сбежали из-под низкого, затянутого свинцовыми тучами неба в королевство золотистых блинчиков, покоящихся на пухлых сахарных облаках. Лола решила записать рецепт – этап за этапом. Было бы здорово заснять на камеру или сфотографировать волшебную сцену, но Эльза бы этого не вынесла. Лола описывала, как сестра льет жидкое тесто на раскаленную сковородку, следит за карамелизацией и переворачивает блинчики с ловкостью фокусника. Эльза могла бы стать великой балериной, ее жесты безупречны.

Неожиданная идея заставила Лолу встрепенуться. Я вернусь на работу, Бертран, но не на дальние рейсы. Стану каждый раз проверять список пассажиров. Я не увижу тебя на борту, ну и ладно, я знаю, чего жду. Встречи наедине, лицом к лицу. Хочу видеть твои глаза, как тогда, во время московского рейса. Хочу вернуть тот миг. Хочу сразу понять, что ты почувствуешь, увидев меня.

Блин на сковородке сделал двойной флип, Ленни и Мария зааплодировали и не стали корчить рожицы, когда Эльза добавила капельку сока из ниццких лимонов на лужицу коричневого сахара.

3

Вернувшаяся из Нью-Йорка Жеральдина была немногословна, а Лола не приставала с расспросами, не интересовалась чувствами матери, хотя та теперь выглядела иначе. Впрочем, молодая женщина чувствовала, что и в ней самой что-то изменилось. Все вокруг приобрело иной масштаб. Нет, проблемы не решились как по волшебству. Два или три раза в голову приходила мысль о «везучести» Лолы. Младшая сестра не переживет ужасов потерянной любви. Бенуа, Бертран, Жан, Франк. Неужели все будет повторяться до бесконечности? Что, если несчастливость передается по наследству? – пугала себя Жеральдина, сидя на кровати. Она наугад открывала англо-французский словарь и выхватывала взглядом случайное слово, как будто надеялась