ни была, сегодня я выступаю в роли посланницы и принесла тебе письмо. Прочти его, когда я уйду, мне кажется, что написавший не ждал ответа. Но если ты все-таки захочешь что-то ему сказать, то просто держи ответ в уме, я почувствую его и передам слово в слово.

– Мне опять кажется, что ты призрак, Белая Мышь, обычные женщины так не говорят, – заметил я, взял из ее рук небольшой бумажный свиток и положил его на кровать.

По правде сказать, сейчас меня гораздо больше, чем содержание письма, занимала она сама.

– Многим сие неведомо, о Макумазан, но разве не все мы призраки? Однако бывает, если оболочка груба, что призрачного света, который озаряет нас изнутри, как лампа, не видно. Господин, у меня мало времени, а я должна сказать тебе еще кое-что. Могу ли я надеяться, что ты меня выслушаешь?

– Белая Мышь, разве есть для меня на этой земле большее удовольствие, чем слушать тебя?

Легкая улыбка вновь тронула ее губы и задела некоторые струнки моей души, как бывает, когда мы слышим звуки скрипки. По какой-то таинственной причине улыбка собеседницы вызывала у меня в памяти именно образ дрожащих струн.

– Полагаю, господин, что если бы мы беседовали в другой стране, то ты бы совсем не обрадовался. Ведь у твоего народа считается ужасным услышать голос женщины-призрака из зачарованной обители. В этом случае я бы отправилась вслед за тобой, оставаясь невидимой, как поступала до сих пор.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я с беспокойством.

– Ничего такого, господин, чего тебе стоило бы опасаться. Просто ты мне нравишься, а призраки и женщины хотят быть рядом с теми, кого они любят. О, я наблюдала за тобой с самого начала: сколько трудностей выпало на твою долю, но ты не позволил им сломить себя. Я видела твое сердце, оно достойно всяческих похвал. В этой земле, господин, тебе нет равных.

– Рад это слышать, – ответил я скептически, так как не очень жаловал народ дабанда. И к тому же мне было неловко от ее похвал, а потому я решил просто сменить тему:

– Белая Мышь, сделай одолжение: прежде чем мы расстанемся, объясни, что все-таки привело меня в эту землю?

– Господин, но ты сам захотел сюда прийти. Если желания настоящие, они рано или поздно исполняются. К тому же, кроме тех причин, о которых поведал тебе Кумпана, были и другие. Только ты все равно их не поймешь, даже если бы я и попыталась тебе объяснить.

– Почему?

– Потому что они имеют отношение к тому, о чем ты забыл. Да, к другим жизням из далекого прошлого, когда ты, я, белый Странник, Тень, обитающая на озере, Кумпана и Кенека знали друг друга, как и сейчас. Человеческая жизнь, господин, подобна толстой книге, но всякий раз мы читаем лишь одну ее главу, полагая, будто это вся история, и даже не догадываемся о том, что было прежде, и о том, что нас ждет в будущем.

Тут мне подумалось, что во все эпохи находились мудрецы вроде Платона, которые высказывали похожие суждения. Однако европейцу трудно принять подобное, а вот на Востоке эта теория прижилась лучше. И, не желая углубляться в столь обширную тему, я просто спросил:

– Белая Мышь, а ты сама, стало быть, об этом догадываешься?

– Да, господин, и мне известно не так уж мало. Обитатели земли Моун, которых ты считаешь дикарями, ослепленными ложной верой, хранят мудрость нашего народа.

– Да уж, – ответил я резко, – прошлой ночью мне посчастливилось наблюдать плоды вашей мудрости, когда человека заживо сожгли на жертвенном алтаре.

– Ты ошибаешься, господин. В нашей мудрости нет места жестокости. Та, что правит нами, не запятнала себя недостойными деяниями. Она плакала, узнав об участи Кенеки и тех, кого он сбил с пути истинного, но знала, что всему этому суждено было исполниться, а потому повелела предать его смерти. Мы, обитательницы озера, отреклись от суетного мира, и все наши помыслы лишь о небесной обители. Не суди нас строго, господин, и не оценивай по законам племени дабанда. Ну вот, я сказала достаточно. Знай, тебе нечего опасаться на обратном пути. Не сомневайся, ты доберешься домой целым и невредимым и проживешь долгую жизнь. Иди, следуя зову собственного сердца, и пусть тебе сопутствует успех. Прощай, господин Макумазан. Не поминай нас лихом, ведь теперь ты понял – или же поймешь это позже, – что женщины со всеми их недостатками лучше и мудрее мужчин, потому что порой нам открывается свет истины, скрытый от вас.

С этими словами Белая Мышь склонилась, взяла мою руку и поцеловала ее. Затем отодвинула висевшую на двери завесу и скользнула в темноту. Признаться, меня порадовало, что я нашел в земле Моун хоть кого-то, кто мне нравился и кому нравился я сам!

И тут с противоположного конца комнаты, где спал Ханс, едва слышно донесся его голос (а ведь я совершенно позабыл о готтентоте).

– Надеюсь, это был последний поцелуй, баас? Можно мне уже вылезти, а то я совсем запарился и чуть не задохнулся под этой шкурой, не зная, куда спрятать глаза?

– Видать, уши свои ты не спрятал? Ладно, хватит уже молоть чушь! Лучше скажи, что ты думаешь о Белой Мыши?

– О баас, – ответил Ханс, садясь на постели, – я думаю, она призрак и колдунья еще даже похлеще всех остальных. Только она хорошая, хоть и обманула меня в том поселении арабов, выдав себя за ревнивую жену Человека-совы, Кенеки, и заставив поверить, что я нравлюсь ей больше, чем он. Но