– Послушай, – обратилась она к нему, – я высоко ценю твою помощь. Вот деньги.

Лада положила перед ним увесистый кошелек.

– Это лишнее, – возразил порядочный малый, – я служу у вашей милости.

– Тем не менее, деньги ты возьми. Я не знаю, сохранишь ли ты свою должность при новой хозяйке.

– О чем вы говорите, сударыня? Я не понимаю. Какой новой хозяйке? – недоуменно спросил управляющий.

– Я должна уехать, Лука. Не просто уехать, а исчезнуть. Ты человек неглупый, и, наверное, понимаешь, что дело этим не кончится. Когда здесь появятся иезуиты – вопрос времени. Но они появятся, вне всякого сомнения. И следующее сражение мы можем проиграть. А я не хочу оказаться под пытками иезуитов и попасть на аутодафе. Даже не знаю, что хуже. Да и тебе еще рано умирать. У тебя есть семья?

– Нет, сударыня, – Лука помрачнел, но слушал, больше не возражая, ибо понимал, что Лада права.

– Рано или поздно они выяснят, что ты был причастен к казни иезуита. Завтра, до рассвета я отправляюсь в Марсель. Ты проводишь меня до морского порта. Я сяду на корабль, а ты можешь остаться там. В большом городе затеряться среди людей нет ничего проще. Там тебя инквизиция не достанет. В кошельке золото, ты сможешь на эти деньги купить себе дом и завести семью.

– Зачем мне семья?

– Не говори так. Поверь, лучше семьи нет ничего на свете.

– Когда мы выезжаем? – спросил Лука.

– А во сколько светает?

– В восемь.

– Значит, в шесть часов. Приготовь двух лошадей и все необходимое в дорогу.

– Слушаюсь, сударыня.

Оставшись одна, Лада произнесла вслух:

– Меня здесь больше ничего не держит.

Словно убеждала себя в правильности принятого решения.

Мы оставили Али в сложной жизненной ситуации – в ночь, когда обвиненный в вольнодумстве и в фамильярном отношении к пророку, он был вынужден срочно покинуть свой дом перед угрозой ареста и преследования со стороны улемов Сирии. Необходимость срочно оставить Дамаск не застала Али врасплох, ибо с раннего возраста предоставленный самому себе, он выработал в себе качества человека предусмотрительного. Купленные заблаговременно верблюды ждали его на постоялом дворе. Единственно чего он не мог предвидеть – это время выхода подходящего каравана. Поэтому, разузнав у караванщиков необходимые ориентиры, он отправился в путь на свой страх и риск, в сопровождении своих двух вновь приобретенных рабов. Из Дамаска, минуя Хомс он направился в Мосул. И уже в Мосуле спокойно дождался каравана купцов и вместе с ними добрался до Ирбила. Здесь в Ирбиле, полагая, что уже достаточно отдалился от Дамаска, он сказал своим рабам следующее:

– Сархан и Сара, судьбе было угодно, чтобы я стал вашим хозяином. Однако я готов вам подарить свободу и отпустить вас. Но в благодарность за это вы должны пообещать мне лишь одну вещь – это непременное условие вашего освобождения – никогда, ни при каких условиях вы не должны рассказывать обо мне и о жене вашего бывшего хозяина. Если вы согласны, то я готов написать вам вольные бумаги.

Глаза Сархана наполнились слезами, и он упал перед Али на колени.

– Хозяин, – сказал он, – ваше благородство нельзя измерить ничем. Я буду всегда молиться за вас. Благодарю вас.

Али, растрогавшись так, что сам едва сдержал слезы, погладил его по голове и велел встать. Затем он обратился к Саре:

– А ты что скажешь? Что-то я не вижу радости на твоем лице.

– А чему мне радоваться, – сварливо ответила Сара, – на что мне свобода? Кто теперь будет заботиться обо мне, одевать, кормить? Хотите избавиться от меня, так и говорите. Не надо было выкупать меня у госпожи. У меня там была крыша над головой и богатые хозяева. Куда теперь мне идти?

Не ожидавший такого ответа, Али растерялся, взглянул на Сархана, словно ожидая подсказки, но тот пожал плечами. Тогда Али сказал первое, что ему пришло в голову.

– Послушай, Сархан, не хочешь ли ты взять в жены эту девушку?

– Нет, хозяин, боже упаси.

– Почему? Она молода, недурна собой.

– У нее тяжелый характер.

– У тебя тяжелый характер? – спросил Али у Сары.

– Уж, какой есть, – ответила Сара.

– Ну что же теперь делать, Сархан. Значит, тебе достанется жена с тяжелым характером.

– Прости, хозяин, в таком случае, я отказываюсь от свободы.