– Вина-то больше и нет, – объявил Егор, приподнимая и тряся кувшин, – а до вечера еще далеко.
– Вообще-то солнце прошло середину своего пути, – заметил молла Панах, – если мы сейчас тронемся в путь, то в Баку будем затемно. Главное, успеть до закрытия ворот.
– Вторая половина дня длится гораздо больше первой, – возразил Егор, – а городские ворота закрывают в двадцать два часа, я узнавал. У нас еще много времени. Можем еще рыбы наловить. Или погулять по песчаным дюнам. Кстати, я вижу на тех камнях рыбаков. А можем, просто отдохнуть. Правда, вина у нас уже нет, – трагически заключил Егорка и со стуком опустил пустой кувшин на дымчатый стол.
– Позвольте мне вмешаться в ваш спор, – попросил Али.
Обе стороны согласились. Тогда Али извлек из хурджина еще один кувшин. Точно такой же и поставил его на стол.
– Они близнецы, – пояснил он, – так сказал продавец. Я не смог разлучить их, уж очень он меня уговаривал.
– Главное качество твоего характера, – сказал Егор, – это доброта. Я это понял с первой минуты нашего знакомства.
– Если мне не изменяет память, – возразил Али, – доброту проявил ты, уступив мне место на телеге.
– Это неважно, я почувствовал сердцем.
Они оба вопросительно посмотрели на хозяина.
– Наливайте, – согласился тот, – я чувствую в себе новые ощущения. Неведомые доселе чувства наполняют меня, и, кажется, я созрел для серьезного разговора. Но прежде о вашем деле. Необходимо ли вам возвращаться в Баку. Нам удалось ускользнуть от преследования. Не лучше ли остаться здесь и пожить в моем доме, пока все не уладится, не прояснится.
– Это разумно, – поддержал Егорка, – а я бы порыбачил.
– Ты можешь остаться, – сказал ему Али, – но я не могу. У меня полно дел. Я должен проверить, как идут дела в лавке. И сегодня ночью у меня важная встреча.
– Доведут тебя эти встречи, – укоризненно сказал Егорка, но, словно, спохватившись, добавил, – однако, если эта встреча назначена в том же месте, то я обязан сопровождать тебя.
– Это невозможно, – сказал Али.
– Почему же невозможно, – настаивал Егор, – всего-то надо купить женскую одежду подходящего размера и все.
– Я должен быть один, – сказал Али.
– Ах, да, верно, – согласился Егор, – в таком случае, я пойду вместо тебя, я уверен, что никто не заметит разницы.
– Ты больше меня, сам же говоришь – нужна одежда подходящего размера. Заметят.
– На все у тебя отговорка есть, – упрекнул Егор.
– О чем вы? – спросил Панах.
– Так, – нехотя ответил расстроенный Егор, – Али по ночам ходит на философские диспуты.
– Почему по ночам?
– Там много вольнодумства высказывается. И, вообще, когда я слышу, что он должен проверить, как идут дела в лавке, у меня в горле ком встает. До чего жизнь довела моего друга, хафиза и факиха, что он вынужден заниматься презренным делом – торговлей, – закончил Егор, уведя, таким образом, разговор в сторону от щекотливой темы философских диспутов.
– Почему презренным, – возразил Панах, – а для арабов торговля всегда считалась почетным занятием.
– Это потому, что они больше ничего не могли делать, – пояснил Егор, – спросите моего друга. Он вам многое расскажет про арабов. Спросите, спросите.
Но молла Панах спросил о другом, он сказал:
– Я бы хотел, чтобы вы меня считали своим другом, и вы уважаемый Али. Но прежде, давайте откупорим этот кувшин, который вы предусмотрительно захватили с собой.
– Кажется мы переходим к серьезному разговору, – заметил Али вполголоса.
Пока он произносил эту фразу, Егорка ловко сломал печать и наполнил чаши. Молла Панах взял в руки свою, долго молчал, словно собираясь сказать нечто очень важное. Друзья с уважением и вниманием ждали его слов. Но молла Панах, видимо, так и не собрался с духом, поскольку произнес:
– Давайте, выпьем за нашу дружбу.
Друзья переглянулись и сдвинули чаши. Выпив, молла Панах сказал:
– Уважаемый Али, я хочу взять в жены вашу спутницу Сару, что вы мне на это скажете?
Али молчал так долго, что это была уже не пауза в словах, а кратковременный обет молчания. Молла Панах поначалу смущенный становился все мрачнее и угрюмее. Первым не выдержал Егорка:
– А что тут говорить, совет да любовь, как водится.
Но Али остановил его, подняв раскрытую ладонь.