— Вот, что, — после долгот раздумья предложил он. — Ты, товарищ Аслан, не езди в Уч-Курган, тебя могут узнать; многие ведь видели тебя на базарах, когда ты произносил свои речи. Меня же никто не знает, кроме Алим-бая. Да он, наверное, меня успел позабыть; разве мало было таких, которых он обирал в своей жизни, всех ему не припомнить. Лучше я как-нибудь туда проберусь и мне удастся все высмотреть, что делается у Алим-бая, — сказал он.

— Рискованное ты затеваешь дело, Юнуска, — серьезно отвечал Магомедов, — но раз ты серьезно на это решился, то желаю тебе успеха. Хорошо ли ты знаешь эти места? — спросил он.

— Я-то? — переспросил Юнуска, оскаливая свои белые зубы и улыбнувшись во весь рот.

— Я часто бывал в Уч-Кургане, — сказал он. — Сколько раз проезжал я по Исфайрамскому ущелью и через перевал Тенгиз-бой спускался в Алайскую долину к крепости Дараут-Кургану. Я хорошо говорю по-киргизски, — прибавил он.

— Так тебя там знают, — разочарованно заметил его собеседник.

— Давно это было, когда Л еще ездил с отцом покупать у кара-киргизов лошадей и баранов, никто меня не узнает теперь, — отвечал Юнуска.

— А как же ты с горами так хорошо познакомился? — спросил Магомедов.

— А вот как, — отвечал Юнуска, — отец закупил баранов, оставил стадо под моим надзором, а сам уехал обратно домой. Дело было летом; сам знаешь, какая сочная трава в это время в Алайской долине. Ну, вот мы и решили покормить хорошенько баранов; к осени же отец должен был приехать за ними, чтобы пригнать стадо в город.

— Мне было в ту пору двенадцать лет. С киргизскими детьми я скоро сдружился и начал, как и они, с утра до ночи ездить верхом. Ходили мы частенько с ребятами и на охоту за горными куропатками, таскали из птичьих гнезд яйца, ловили ящериц, били змей, взбирались на большие высоты, словом, слонялись по горам.

— Ну, а бараны твои что же делали? — спросил Магомедов.

— А что им делать. Паслись они вместе с киргизскими стадами. Киргизы — народ честный, у них ничего не пропадет.

Прошел месяц, а отец не приехал. А я и радуюсь.

Настали праздники Курбан-байрам. Начались веселые тамаши. Я принимал участие и в скачках, и в улаке — весело было, страх! А отца все нет.

Приближалась осень, киргизы стали собираться для откочевки к своим зимовкам.

Сложили они юрты и пожитки на горбы верблюдов, а меня решили отправить домой с одним попутчиком.

Собрался я в путь, как вдруг приезжие купцы привезли новость, что мой отец уже с месяц как умер, а мать моя уехала в Самарканд с каким-то купцом.

Собрались аульные старики, потолковали и порешили оставить меня у себя.

Забрали они моих баранов, и стал я жить у них наравне с прочими киргизятами.

Так я кочевал в Алайских горах до пятнадцати лет. Охотился за кииками и за другим зверем. Наконец, надоело мне бездомное скитанье, и в один прекрасный день я объявил в ауле, что ухожу, простился со всеми по-хорошему и, вернувшись домой, занялся извозом.

«Улак» — козлодранье (конный спорт)