Прошло несколько дней.

С самого утра в окрестностях Маргелана слышалась ружейная пальба и, не смолкая, громыхали пушки.

Где-то, очевидно, шел бой.

Город словно вымер, и даже на базарах не было заметно обычной толпы в чайханах.

Хозяин караван-сарая, Мустафа-бай, заперся в женском отделении своего дома и никого к себе не впускал.

Вдруг сильный стук в двери заставил его вздрогнуть всем телом.

Испуганные женщины бросились в угол, дети заплакали.

— Кто там? — робко спросил, подходя к двери, Мустафа.

— Выходи, нечего прятаться, — раздался повелительный голос снаружи.

Бледный, еле удерживаясь на дрожащих ногах, отодвинул Мустафа железный болт.

Дверь отворилась, и он увидел стоявших перед ним трех вооруженных узбеков.

Он сразу узнал того молодого парня, который призывал толпу подняться против властей. Узнал он также и бывшего арбакеша Юнуску.

«Ишь, ты, проклятый голоштанник, и ты туда же», мелькнуло у него в голове; но, опасаясь за собственную шкуру и желая отвлечь незваных гостей от своего дома, он, отвешивая низкие поклоны, побежал в чай-ханэ.

Там господствовал полный беспорядок.

Не было ни огня, ни посуды.

Часть ковров, покрывавших помещение, исчезла.

— Ну, давай скорей чаю, нам некогда! — грозно прикрикнул на хозяина Магомедов.

А тот, раздувая огонь, с любопытством и с некоторым страхом искоса посматривал на пришедших.

В особенности его внимание привлекал Юнуска.

«Совсем он стал другим человеком», думал Мустафа.

Действительно, с Юнуской произошла большая перемена. Он казался выросшим на несколько вершков.

Всегда опущенная голова арбакеша теперь была гордо поднята вверх. Глаза его сверкали каким-то лихорадочным блеском, а на поясе, в военной кобуре, висел большой револьвер.

Положив возле себя солдатскую винтовку, Магомедов непринужденно уселся на ковер. Кто примеру последовали и двое других.

У каждого из них было по ружью, а на поясных ремнях висели патронные сумки.

Мустафа поставил перед гостями чашки, принес лепешек и кунган с чаем.

— Что слышно про Алим-бая? — спросил Магомедов хозяина.

Тот сначала было замялся, но вид револьвера и ружей развязал у него язык.

— Алим-бай убежал, — сказал он. — Как только все ото случилось, он со своими джигитами ускакал в горы.

— Куда? — лаконически спросил Магомедов.

— Да люди сказывают, что к алайским киргизам все они ушли, — ответил тот.

— Кто все? — допрашивал узбек.

— Алим-бай, его амины, джигиты да много, много русских офицеров и солдат, — пояснил хозяин. — Сказывают, что всю ночь видели, как войска тянулись по Уч-Курганской дороге к перевалу Тенгиз-баю.

— Так, — глубокомысленно произнес Магомедов и задумался.

— Вот что, Измаил, — обратился он к сидевшему рядом с ним товарищу, — возьми-ка ты лошадь у Мустафы, — у него их с десяток стоит на конюшне, — да поезжай скорей к комиссару

Кузьме. Ты все ему расскажешь, что говорил Мустафа, да передай товарищу Кузьме, что я со своими буду завтра перед самым рассветом в Уч- Кургане.

Измаил допил свой чай и пошел во двор караван-сарая.

Через несколько минут его стройная фигура, гарцуя на прекрасном туркменском коне, пронеслась галопом мимо чайной.

Глубоко вздохнул Мустафа, глядя вслед удаляющемуся всаднику и, махнув рукой, побрел в свою саклю.

Между тем Магомедов с Юнуской затягивались кальяном, окутываясь густыми облаками дыма.

— А жаль, что Алим-баю-минбаше удалось убежать, — глубоко вздохнув, проговорил Юнуска.

— А тебе хотелось бы его захватить живьем? — улыбаясь, заметил Магомедов.

Юнуска ничего не ответил, но густо покраснел, и зрачки его глаз вдруг заблестели, как у дикой кошки.

Он посмотрел на лежавшую рядом винтовку, затем потрогал рукой свою патронную сумку и, нахмурив брови, сказал: