Море грибов, и ни одного грибника. Подивившись чуду, мы решили взять дело в свои руки. Собирали мешками и ведрами. Варили, жарили, сушили, пока не обрушился на нас праведный гнев гида (чуть было не написал «Гидеона»). «Не разрешаю!» – рычал рассвирепевший Джей и тянулся к мешку, дабы искрошить грибные запасы. «Не потерплю!» – повторял он с настойчивостью градоначальника Органчика из «Истории одного города». На наши попытки объяснить отвечал категорично: ему насрать, что у русских эта дрянь считается большим лакомством, мы, слава те, еще не в России, до Берингова пролива отсюда далеко, и, пока мы на этой земле, на его земле, он требует, чтобы мы вели себя как нормальные люди, а не как дикари, которые в нарушение всех человеческих правил жрут грибную отраву, глушат водку и отрыгивают свои нечистоты прямо в норы беззащитных леммингов. «У нас в Америке ваши русские штучки не пройдут». Странно слышать такое от человека, с готовностью принявшего чужую культуру во всех ее проявлениях – от шаманства до квашеного тюленьего мяса. Странно сталкиваться с ксенофобией в этих краях. Ведь ледовитый берег вроде бы тем и славится, что человек человеку здесь не волк, а брат. Или это только в рекламном памфлете? Справедливости ради надо сказать, что мы и водкой-то не особенно злоупотребляли. Так что все обвинения Джея были беспочвенны, благоденствию леммингов ничто не угрожало.
Выговорившись, наш проводник ретировался в свою палатку и не выходил из нее до следующего утра. Это была первая из многочисленных вспышек, которые нам пришлось наблюдать за время путешествия. Невозможно было предсказать, из-за чего и когда он снова взорвется, но зато причины его аляскинского затворничества теперь вырисовывались яснее: вероятно, человеку с такой тонкой душевной организацией и вправду лучше жить с маламутами.
Наутро Джей проснулся в прекрасном расположении духа; о своей вчерашней инвективе против русских обычаев он не вспоминал. Порезав оленью колбасу и заварив растворимый кофе, пригласил нас «к столу», но попросил не рассусоливать, так как нам сегодня предстоит дальняя дорога. Прежде чем приступить к трапезе, Вика проверила сохранность грибов. Прошлым вечером мы выложили их на брезентовый полог и оставили сушиться под открытым небом на безопасном расстоянии от лагеря. Как ни странно, за ночь с ними ничего не случилось. Ни медведи, ни Джей не покусились на наш урожай. Не пострадали и норы полярных полевок – Джей в свою очередь счел необходимым удостовериться, что никто не разорил их, пока он спал. Таким образом, нам с гидом удалось отчасти восстановить пошатнувшееся благорасположение и доверие друг к другу.
Уже после того как мы вернулись в Нью-Йорк, я выудил из Интернета статью этнографов Афанасьевой и Симченко, до известной степени объясняющую пиетет Джея к мышиным норам. Оказалось, чукчи и эскимосы издревле претворяли в жизнь лирическую мечту Алексея Цветкова: «Я пытался мышам навязаться в друзья, / Я к ним в гости как равный ходил без ружья…» К полярным мышам «ходили в гости», чтобы одолжить еды. Вот что говорилось об этом в статье:
«Процедура сбора растений, запасенных на зиму мышами, была строго уставной. Женщины брали растения только у тех мышей, которые жили на их традиционных участках сбора трав. Обычно старшие женщины каждую осень берут молодых жен своих сыновей и собственных потомков женского пола, не состоящих в браке, и ведут их в тундру на традиционные угодья. Там им показывают мышиные норы, которые не ищут каждый раз наново, и вскрывают давно известные норы. Объясняют это тем, что сохраняется преемственность между конкретными чукотскими семьями и мышиными семьями. <…> Есть несколько непреложных правил эксплуатации мышиных запасов, нарушение которых автоматически влечет за собой суровую кару.
Сюда относится запрет трогать “чужие” мышиные норы. Считается, что если женщина потревожит мышей не на своем участке, то ее “собственные” мыши покинут традиционные угодья из солидарности со своими сородичами. Другое обязательное правило – оставление мышам на зиму юколы или сушеного мяса в сообразном количестве за взятые запасы.
Каждая женщина несет с собой связку сушеной рыбы, которую и распределяет между мышиными кладовыми. Третье установление – категорически нельзя брать количество запасов мышей, равное его половине или даже больше половины. За нарушение этого правила должна была расплачиваться разными несчастьями не только сама нарушительница, но и ее семейство. Четвертое правило – срезать и отворачивать дерновый пласт над норой нужно аккуратно. Забрав запасенные растения, нужно так же аккуратно положить пласт сверху, как он и лежал. Приходилось видеть норы, которые были многократно посещаемы людьми, и мыши их не покидали.
Последнее важное правило: следует строго соблюдать время сбора растений из мышиных нор – достаточно долгий срок до выпадения снега. Это требовалось по чукотским установлениям делать для того, чтобы мыши успевали пополнить запасы нужных им растений…»
Мы ехали на север по шоссе Далтон, ославленному в репортажах National Geographic как одна из самых удаленных и опасных дорог в мире. В чем именно заключается опасность, я так и не понял. Разве что в самой длине трассы: 666 километров. Дьявольское число, зловещее. Но в конце пути нас ждет не апокалиптическое видение четырех всадников, а всего лишь дохлая лошадь: Дедхорс (Deadhorse) – название последнего из трех населенных пунктов, расположенных вдоль этой бесконечной и абсолютно пустой дороги. Население Дедхорса – двадцать пять человек. Остальные поселки – это Уайзмен (двадцать два человека) и Колдфут (десять человек). На официальном флаге Колдфут изображен дырявый ботинок с торчащими из него синими пальцами. На трухлявой сторожке – вывеска «Ратуша». Вот тебе и весь муниципалитет. Расстояние между Колдфутом и Дедхорсом – 387 километров.
«No sense in beating a dead horse». Нет смысла бить мертвую лошадь. Так говорят американцы о том, что самоочевидно. Не стоит повторять то, что уже сказано другими. Например, юкагирским писателем Тэки Одулоком. В своем очерке «На Крайнем Севере», последовательно описывая географию Анадыро- Колымского бассейна, он сообщает следующее: «Вопрос о населенных пунктах является одним из важнейших вопросов географии. Вопрос этот на старых