– Сам ты чучмек. Тольтеки и чичимеки, которые подмяли под себя теотиуаканцев и, в общем, присвоили их культуру. Раньше считалось, что тольтекская цивилизация – это что-то оригинальное и значительное. А когда раскопали Теотиуакан, выяснилось, что у тольтеков не было ничего своего – все заимствованное. Просто дикие племена с севера, кажется, из Колорадо. Кстати, и ацтеки из тех же краев. Но ацтеки – это вообще не цивилизация, а черт знает что. Сплошные войны да человеческие жертвоприношения. Они и пленных брали с единственной целью принести их в жертву своему Вицлипуцли. Так что в итоге соседние племена были только рады посодействовать конкистадорам. Хотя, конечно, Кортес тоже по головке никого не гладил. Но по сравнению с Писарро и другими был вполне приличным человеком.
– Слышь, Же, а что это там за вышки торчат?
– Вот как раз туда я вас и везу. Город-призрак.
Все предыдущие дни – с того момента, как наша группа из шести человек погрузилась в салон микроавтобуса с забулдыгой-водителем, откликавшимся на нежное русское имя Люся, – Мексика представала чередой уютных колониальных городков, никак не вязавшихся с моими наивными представлениями о «диких южных соседях» цивилизованной Америки. Вместо сугробов мусора и оцинкованных кровель лачуг – фотогеничные фасады двухэтажных зданий, облицованных изразцовой плиткой или украшенных лепниной, с вазообразными балясинами балюстрад и цветниками. В Керетаро мы глазели на гонки старинных автомобилей и, замирая от ужаса, аплодировали подростку, жонглировавшему факелами в местном цирке; в Гуанахуато проталкивались через уличный бал-маскарад, посвященный творчеству Сервантеса. Окна гостиницы выходили на площадь с ратушей и фонтаном; с медленной воскресной толпой и пожилыми парами, вальсирующими под духовую музыку в парке; со шкатулочной мелодией мороженщика и продавцом воздушных шаров, издали похожим на двуногое дерево с клубящейся кроной разноцветных осенних листьев. Картины будничной жизни, будто специально созданные для изумленного взгляда туриста, наводили на мысль о том, что весь «магический реализм» латиноамериканских классиков – не более чем зарисовки с натуры.
Теперь же, наблюдая однообразный ландшафт сквозь стекло микроавтобуса, я впервые увидел ту дикую Мексику, о которой, как и большинство американцев, имел смутное, но устойчивое представление априори: сухая жара, изобилие кактусов, редкие фигуры людей в сомбреро, куда-то бредущих на фоне странных пирамидальных построек. При ближайшем рассмотрении постройки оказались заброшенными штольнями, а пустынная местность – историей государства в миниатюре.
Первыми бледнолицыми обитателями этих пустот стали иезуиты, посланные в Сан-Люис-де-ля-Пас в середине XVI века с целью усмирения индейцев-чичимеков. Последние из некогда многочисленных чичимеков то и дело нападали на повозки с рудой, идущие из Сакатекас, где в то время были обнаружены залежи серебра. Ситуация грозила обернуться еще одной кровопролитной кампанией. Однако поборники казуистики и приспособительной морали без труда справились со своей миссией, навязавшись в друзья к воинственным, но простодушным аборигенам. Тут же обнаружилось и новое месторождение: по легенде, легковерные индейцы сами привели клерикалов к серебряной жиле, после чего с евангелизацией коренного населения было покончено и иезуитская миссия полностью посвятила себя развитию горной промышленности. В 1576-м были построены первые шахты, и на карте Мексики появился новый город, получивший название Палмар-де-Вега. Так началась серебряная лихорадка, продлившаяся до 1767 года, когда иезуитский орден был изгнан из Новой Испании. Все произошло за считаные дни: многочисленные выработки опустели, плавильные печи остыли. На смену иезуитам пришли бездеятельные францисканцы.
Добыча полезных ископаемых возобновилась в середине XIX века. Оказалось, что чичимекская земля богата не только серебром, но и ртутью, на которую возлагали большие надежды. В 1871 году земля была куплена частными предпринимателями Торрес и Кобос, а в 1873-м дело перешло в руки магнатов из Великобритании. Город, переименованный в Сан-Педро-де-лос-Посос, снова ожил. Не остался в стороне и диктатор Порфирио Диас, экспроприировавший британские владения в 1895 году, после чего в город, в очередной раз сменивший хозяина и название (отныне это был Сьюдад- Порфирио-Диас), провели электричество, телеграф и железную дорогу. На рубеже веков здесь насчитывалось около пятисот горнопромышленных концернов и больше трехсот действующих шахт, а численность населения города перевалила за семьдесят тысяч.
Мексиканская революция 1910 года положила конец процветанию Серебряного города, как называли его старожилы, уставшие от нескончаемой смены имен и правителей. Рабочие шахт, вдохновленные крамолой Сапаты и Панчо Вильи, примкнули к народному восстанию; Карнеги и Морганы вывели капитал. Пока горожане воевали против диктатуры Порфирио Диаса, в регионе произошло землетрясение, а вслед за ним наводнение. Денег на осушение копей не было и не предвиделось. Оставалось одно: принять участие в следующем восстании. Волна народного гнева выплеснулась из затопленного города во время войны Кристеро. На сей раз ополченцы решили сражаться на стороне католической церкви, то есть тех, кто и заварил всю кашу четырьмя веками ранее. В конце концов, так ли важно, кто на чьей стороне? Важен сам факт действия. Осенью 1926 года жители города перебили гарнизон солдат-федералов, вчерашних революционеров, ныне провозглашенных врагами католической веры. Узнав об этой расправе, генерал Альваро Обрегон приказал расстрелять повстанцев, коих оказалось полгорода, а сам город был лишен своего статуса, вновь превратившись в безымянный населенный пункт, часть муниципалитета Сан-Люис-де-ля-Пас. К 1950 году в бывшем Серебряном городе проживало меньше двухсот человек.
За оградами, мало-помалу превратившимися в горы искрошившегося адоба[5], виднелись остовы заброшенных зданий. Стены без крыш, рухнувшие стропила, зияющие оконные проемы. Из-под сваленных в кучу стройматериалов прошлого века пробивались щетинистые выгоревшие стебли, точно волосы, растущие у покойника. «Вот здесь у них была школа, а там – резиденция губернатора», – показывал Же, обнаруживший эти развалины в позапрошлом году. «А вон в том здании находились почтамт и арбитражный суд…» Откуда ему известно?
