На церемонии награждения зал не был переполнен. Не стояли в проходах, не висели на люстрах. К сожалению, было мало молодежи. Я бы, будь моя воля, именно на Коржавина приводил бы за руку молодых стихотворцев. Чтобы они узнали, что можно быть громким поэтом, оставаясь внешне тихим и неуклюжим.
Почти все выходившие на сцену говорили о влиянии на себя произведений Коржавина, его судьбы. Наверное, правда, – люди выступали достойные… Одна из выступавших фигур оказалась символической…
Три года назад премию «Поэт» присудили Евгению Евтушенко. Церемония состоялась в Политехническом музее… Евтушенко не смог приехать – очень тяжело болел, казалось, состояние его безнадежно. Слышались шепотки: «Хорошо, что успели».
На той церемонии явно звучала нота прощания. И с Евгением Евтушенко, и с поколением шестидесятников.
Но прошло несколько месяцев, и Евтушенко отправился объезжать Россию с чтением своих стихотворений. А на «Поэте» этот один из последних шестидесятников сказал о Коржавине как об одном из своих учителей. Оба они с нами, на Земле.
Я видел Наума Коржавина однажды. Было это в Москве на вечере журнала «Континент» лет десять назад. Коржавин, маленький, но широкий, в очках с толстенными линзами, сидел на стуле в стороне от фуршетного стола. Я подошел и сказал, что его «Можем строчки нанизывать…» сопутствуют мне всю жизнь. Он качнул головой и еле слышно, с трудом шевеля губами, произнес в ответ: «Вам еще труднее, чем нам». – «Почему?» – удивился я. Коржавин объяснил: «У вас очень мало читателей».
Тогда я, помнится, покивал, жалея себя и свое поколение. Да, дескать, читателей мало. Позже стал понимать, что читатели могут появиться, если писать громко, чтоб услышали далеко. Так же громко, как тихий с виду Коржавин.
В заповеднике малой формы
Уже много лет ведутся разговоры о кризисе толстых журналов. Но, как мне кажется, кризис не у толстых журналов, а у читателей. Они ленятся читать.
Чтение толстых журналов, это труд. Нелегкий, но приятный и благотворный. В каждом номере много разного, неожиданного, полярного по стилю, смыслу, идеям. Несколько книг под одной обложкой. Большинство же тех, кто любит проводить время за чтением, боятся этого – они выбирают знакомое, безопасное. Тот или иной привычный формат.
Особенно обидно, что толстые журналы ленятся читать и писать о них те, кого принято называть литературными критиками, литобозревателями. Конечно, легче и проще выдать рецензию на потенциально популярную книгу известного писателя, обозреть некий премиальный шорт-лист, чем изучить лист дневника (а «журнал» с французского – дневник, поденная записка) современной литературы.
Толстые журналы живут сегодня без критики, без откликов. Но это не значит, что в них нечего читать. Наоборот… Вот несколько произведений малой прозаической формы – несколько рассказов, на которые, по-моему, стоит обратить внимание. Они опубликованы в первой половине этого года.
Наверное, не шедевры, но в любом случае повод поговорить о том, что происходит с этим жанром – жанром Чехова, Лескова, Гаршина, Андреева, Зощенко, Платонова, Шукшина – сегодня, что можно ожидать завтра.
А рассказ под угрозой. Издатели крайне неохотно выпус кают сборники рассказов, критики очень редко о них отзываются. Единственным местом, где рассказы публикуют с охотой, остаются толстые литературные журналы.
Антон Секисов. «Песок и золото»
После прошлогодней повести «Кровь и почва», изданной отдельной книжкой и вызвавшей если не торнадо, то серьезный вихрь, Антон Секисов переключился на рассказы. Вернее, с рассказов он начинал, потом был роман «В свободном падении», который года четыре назад вошел в лонг-лист премии «Дебют», но, кажется, как и те рассказы, не опубликован. (Впрочем, после нескольких минут поисков в интернете все можно отыскать.)
«Кровь и почва», книжка сердитая и неоднозначная, открыла писателя Секисова, и вот пошли публикации в толстых журналах. В декабре 2015-го один рассказ вышел в «Октябре», а нынешний март оказался для молодого автора более чем урожайным – четыре рассказа в «Новом мире» и «Дружбе народов».
Антон Секисов, по моему мнению, один из лучших прозаиков поколения теперешних двадцатилетних. Но в свои почти тридцать он еще в самом начале пути… Повесть «Кровь и почва», о которой нужно спорить (и отлично, что споры возникли), сделали ему имя. Какое-никакое в нынешнее глухое на резонансные литературные события время. Теперь автору нужно подтверждать, что его повесть не случайность, не единичный текст-попадание. И в общем-то, рассказы написаны (нет, употреблю другое слово, которым часто пользуются литераторы – «сделаны») профессио нальнее, крепче эмоциональной, но сюжетно косоватой «Крови и почвы».
Начну с рассказов, опубликованных в «Дружбе народов». Их три. Все они по-своему хороши, но вместе сливаются в одно целое… Нет, не совсем целое – это как три куска теста разной плотности, слепленные в ком.
Все написаны от первого лица, во всех схожий герой – молодой, а в некоторых своих проявлениях так и совсем юный. Он журналист, и уже заражен журналистским цинизмом, развращен халтуркой, профессиональным общением с людьми – пообщался, использовал и отбросил. Этакий московский гуттаперчевый мальчик. (Такого же мальчика мы видим в рассказе «Дальний родственник» из декабрьского «Октября», да и в «Крови и почве».)
