завершены «Коляска», «Нос». Все это тут же публиковалось, ставилось на сцене.
Через несколько лет Гоголь (ему едва минуло тридцать) с изумлением признавался в письме Шевыреву:
…странное дело, я не могу и не в состоянии работать, когда я предан уединению, когда не с кем переговорить, когда нет у меня между тем других занятий и когда я владею всем пространством времени, неразграниченным и неразмеренным. ‹…› Все свои ныне печатные грехи я писал в Петербурге, и именно тогда, когда я был занят должностью, когда мне было некогда, среди этой живости и перемены занятий, и чем я веселее провел канун, тем вдохновенней возвращался домой, тем свежее у меня было утро…
Чему изумляться – это молодость была. Молодость, которую Гоголь потратил не только весело (а все вспоминают, что он не был затворником), но и полезно. А когда решил стать монахом литературы – писалось уже с натугой, через силу…
Достоевский. Дебютировал «Бедными людьми» в начале 1846 года (в 24 года). До декабря 1849 года, когда его отправили на каторгу, им были написаны больше десятка повестей и рассказов. И все это опять же сразу публиковалось.
Лев Толстой, который ассоциируется у нас с трудом неспешным, раздумчивым. Но первые годы его писательства были необычайно плодотворны. «Детство» было опубликовано в 1852 году (Толстому 24 года). В 1853 году – «Набег», в 1854 – «Отрочество», в 1855 – «Рубка леса», «Записки маркёра», «Севастополь в декабре», «Севастополь в мае», в 1856 – «Севастополь в августе 1855», «Разжалованный», в 1857 – «Юность», «Люцерн».
Чехов… Не стоит, надеюсь, упоминать, по сколько рассказов в год выходило из под его пера в первой половине 1880-х (Чехову 20–25 лет).
Многое успели в своей литературной молодости и Булгаков (поразительная работоспособность в 1920-е), Михаил Шолохов, Леонид Леонов, Андрей Платонов, Михаил Зощенко, многие-многие другие писатели…
Можно и дальше вспоминать мощнейшие первые годы в творческой биографии разных писателей. К примеру, Василия Шукшина, дебютировавшего совсем не юношей. Но сколько им было сделано в 60-е годы! Причем не только в литературе, но и в кинематографе… А Василий Аксёнов, Юрий Казаков (его наследие почти все умещается в несколько лет), Валентин Распутин, который к первой своей большой вещи – повести «Деньги для Марии» – пришел с богатейшим и разнообразнейшим багажом.
Упомяну и поколение нулевых. Какими, в хорошем смысле слова, конвейерами для кого-то замечательной, для кого-то возмутительной прозы были в первые годы Денис Гуцко, Захар Прилепин, Герман Садулаев, Ирина Мамаева, Михаил Елизаров, Сергей Шаргунов, Илья Кочергин, Анна Козлова, Дмитрий Новиков, Андрей Рубанов…
Был бы в нашей литературе такой писатель, как Андрей Рубанов, не напиши он сразу после своей первой вещи «Сажайте, и вырастет» «Великую мечту», «Жизнь удалась», «Готовься к войне»? Стал бы событием «чудесный, нерукотворный» рассказ Дмитрия Новикова «Муха в янтаре», если бы он не был обрамлен другими отличными рассказами – «На Суме-реке», «Куйпога», «Рубиновый вторник»?
Что бы значил и весил Захар Прилепин, срочно не подкрепи «Патологии» «Санькой» и россыпью замечательных рассказов?..
В последние годы у той части общества, что еще следит за литературой, растет потребность в появлении нового поколения писателей. Не просто единичных фигур с единичными замечательными произведениями, а именно поколения. Напористого, свежего, плодовитого.
Время сейчас как раз для литературы. Быстрой, колючей. «Вихревой и взрывчатой», как говорил Сергей Есенин. Но молодежь – талантливая молодежь – пишет словно сквозь то ли дремотную, то ли нервную зевоту. Или преодолевая робость, с мыслью не повторить эвересты написанного до них.
Не бойтесь, не повторите. По крайней мере, потому, что эти эвересты написаны до вас – не в ваше время.
То, куда приложить свои писательские силы, есть. Огромные просторы. Когда-то плодородные нивы, ставшие давным-давно снова целиной. К примеру – русский роман.
Когда говорят, что у России есть три надежные ценности – газ, нефть и литература, то под литературой подразумевают русский роман XIX века. Это действительно одна из главных культурных жемчужин не только России, но и мира.
Но сегодня жанр романа, а в особенности такая его форма, как
В период «золотого века» русский роман был необыкновенно свободен. Не столько в плане содержания, сколько формы. Уже «Герой нашего времени» – это нечто странное для глаз теоретика литературы. Кто там главный? В начале одно «я», через пять страниц это «я» отдается Максиму Максимычу, потом возвращается обратно, затем перекидывается Печорину при помощи его дневника, и первоначальное «я» окончательно исчезает… В общем-то, любой редактор нынешнего толстого литературного журнала (об издательствах сейчас речи нет) скажет автору: «Ну, чего-то вы тут нагромоздили. На ста пятидесяти страницах». В лучшем случае, попросит структурировать, а так – вернет без сомнений.
А сколько лишнего в тоже тоненькой вообще-то «поэме» «Мертвые души». Почти на каждую мелочь, на каждую безделушку Гоголь отвлекается многостраничными «лирическими размышлениями». Опытный редактор вполне ужмет подобный текст до небольшой повести. Если только «стилистические ошибки» не заставят редактора захлопнуть рукопись после десятка страниц.
Конечно, многие могут удивиться таким моим оценкам. Но дело в том, что мы привыкли с детства знать: Лермонтов, Гоголь – это классика. А если попробовать забыть про это, мысленно перенести этих авторов и их последователей с их рукописями в наше время?..
«Герой нашего времени» и «Мертвые души» – цветочки. Ягодки пошли через несколько лет. Романы Гончарова, Тургенева, Достоевского, Толстого…
