говорить журналистам, что воюет за федерализацию Украины, за немедленные выборы губернаторов и за то, чтобы Киев не имел права брать внешние займы без согласия двух третей уже автономных регионов Украины. То есть, в отличие от Че, Стрелок и сам не имел ни малейших представлений о том, какие политические изменения должны быть произведены в политическом устройстве Донбасса по результатам войны, но даже не видел никого вокруг себя, кто бы имел такие представления. Но ведь все это происходило под контролем Кремля!

Стрелок увеличил силы за счет местных антифашистов: «Когда мы приехали в Славянск, на базе нас встречало человек 150–200. И они участвовали в штурме УВД с нами. В УВД было достаточно много оружия — под сотню автоматов и 100–150 пистолетов. Люди сразу вооружились. Часть, правда, растащили».

Итак, было их около двух сотен. Но то, что донбассцы вооружились, не означало, что граждане Донбасса собирались убивать таких же украинцев, как и они. И мы помним, что начало восстания Донбасса было таким же, как и в Крыму, — толпы граждан Донбасса встречали карателей, заставляли их без крови повернуть назад и даже перейти на сторону восставших. Да и Стрелок это показывает: «Поначалу никто воевать не хотел. Первые две недели проходили под флагом того, что обе стороны хотели убедить друг друга. Первые дни в Славянске и мы, и они крайне осторожно подходили к применению оружия. …Украинская сторона начала выставлять блокпосты, в наших окрестностях появилась аэромобильная 25-я бригада. Но она не рвалась воевать. Нам удалось разоружить сначала разведвзвод, потом колонну. Это было именно разоружение — под стволами автоматов, под угрозой сожжения техники они не решились вступать в бой и были нами разоружены». (За переход на сторону восставших, хунта в Киеве вообще приняла было решение 25-ю бригаду расформировать).

Казалось бы — прекрасно, надо и дальше так действовать! Тем более, что и украинская сторона не спешила применять оружие. Так из описания УкрСМИ стычки подразделений украинской «Альфы» 13 апреля непосредственно в Славянске (трудно сказать, насколько точного), следует: «Кроме того, «Альфе» и десантникам досталось в самом Славянске: им пришлось принять бой с бандитами. И только лишь получив приказ от главы антитеррористического центра СБУ Виталия Цыганка стрелять на поражение, они «сумели пробиться к своим раненым, а потом самостоятельно вышли из города, все еще без прикрытия»». Стрелок, кстати, чуть ниже, описывая ситуацию 13 апреля, об этой стычке вообще не вспоминает (а, возможно, УкрСМИ описывают то, о чем Стрелок и говорит), почему и трудно сказать, действительно ли «Альфа» в этот день входила в город. Но отметим, что даже «Альфе» было приказано никого не убивать.

Однако Стрелок сетует: «Поначалу никто воевать не хотел». А что — обязательно надо было воевать? Как видим, крымское, мирное развитие событий почему-то было не тем, чего хотел Стрелок. И скажем, не тем, что в данном случае хотел Кремль.

И Стрелок рассказывает: «Затем «Правый сектор» начал забрасывать к нам диверсионные группы — начались перестрелки». Нет, не так все просто — не «затем» и не только из-за «Правого сектора» начались перестрелки, а и потому, что и Стрелка, и начальников Стрелка в Донбассе такое мирное развитие событий не устраивало. Стрелок показал: «Первая стычка была с сотрудниками СБУ, которые попытались нас зачистить, но попали на засаду. Даже не совсем на засаду, а на встречное столкновение, к которому они оказались не готовы». У Стрелкова об этом первом «бое» все. Он молчит о том, что этот бой был 13 апреля 2004 года — всего на второй день после его прихода в Славянск, — и происходило дело не в городе, и это не было стычкой, потому что по ополченцам никто не стрелял.

Дело это до сих пор темное, поскольку версий тех событий у обеих сторон достаточно. Но, судя по всему, украинские руководители Антитеррористической операции, подведя карательные войска к Славянску, предложили Стрелку переговоры с целью убедить его покинуть Славянск без боя. Для чего командир «Альфы» полковник Кузнецов, полковник СБУ Кукса с сопровождающими их офицерами, оставили позади бронетранспортеры с войсками и выехали на встречу с ополченцами на трех легковых автомашинах, а ополченцы, подъехав к месту встречи на своих машинах, вместо переговоров открыли по украинским парламентерам огонь. В результате убили капитана СБУ Биличенко, тяжело ранили Кузнецова, Куксу и сотрудника МВД Селихова. Но стоявшие вдалеке на дороге в ожидании окончания переговоров БТРы 25-й бригады, все еще не имя приказа на открытие огня на поражение, дали очередь вверх, что заставило ополченцев не добить раненных, а ретироваться, так и не узнав результатов своего огня. Так этот инцидент выглядит, если сравнивать разные рассказы о нем, а как оно на самом деле было — сказать трудно.

На войне всякое бывает, мог и просто палец на спусковом крючке непроизвольно согнуться, и поскольку гражданскую войну на Украине начала фашистская киевская хунта, то и вина за всех убитых — на ней. И я нисколько не собираюсь винить в этом Стрелкова. Дело в другом — в том, как это было воспринято и им, и Кремлем.

Тут надо упомянуть, что и Стрелок, и его начальники, как истинные «профессионалы» спецслужб, были уверены, что разговоры по сети «Билайн» никто подслушать не может. Болтали по сотовым, даже не пытаясь хотя бы кодировать переговоры. Поэтому СБУ только и осталось, что записывать рапорты Стрелка его начальникам, сделанные по телефону. Меня вот эта открытость военной связи ополченцев настолько удивила, что я сначала решил, что эти переговоры сфабрикованы СБУ. Но Стрелок в интервью Проханову этот свой высокий профессионализм в деле со связью подтверждает, когда рассказывает о том, почему он открылся публике: поскольку «перехват уже был опубликован».

Так вот, из этих рапортов по телефону 13 апреля следует глубокое удовлетворение и Стрелка, и его начальников от того, что им удалось кого-то убить (Стрелок еще не знал, сколько и кого), — что кровь на Донбассе, наконец-то, пролилась. Мало этого, поскольку истинно православный Стрелок пролил кровь в Вербное воскресенье, то начальник еще и поздравил Стрелка с этим подарком к празднику. Вместе радостно засмеялись. И не было в их разговоре