пьянством. Но самая решающая сила — коллектив. Коллектив может заставить пьяницу бросить пить, вспомнить свои обязанности перед детьми, семьей, обществом.

Следователю Федору Петровичу Зубову поступил очередной материал для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Изучив его, Ф. П. Зубов задумался, достал Уголовный кодекс, который он досконально знал, но всё же еще раз просмотрел несколько страниц с прежними своими отметками. Вынести постановление о возбуждении уголовного дела несложно, на это надо лишь несколько минут. Но прийти к такому выводу не всегда так просто, как кажется на первый взгляд лицам, не знающим тонкостей закона.

Возбуждение уголовного дела — очень ответственный момент для следователя, который должен решать этот вопрос только в соответствии с законом. Но ведь и личное убеждение тоже немаловажно. А убеждение у Зубова по только что прочитанному материалу было не в пользу пострадавшего заявителя — Георгия Тунеева, которому пятью днями раньше пятидесятишестилетний Родион Иванович Петров в столовой выбил зуб.

В своем заявлении Тунеев настоятельно требовал привлечь за это Петрова к уголовной ответственности. Трое дружков Тунеева, очевидцы, в своих объяснениях тоже недоброжелательно высказались о поступке Петрова. Следователь же, четко представив себе происшедшее, не только умом, но и сердцем одобрил поступок Петрова. Про себя он даже подумал: «И правильно Петров сделал!». А потом, словно опомнившись, стал размышлять дальше: ведь он, Зубов, должен во всех случаях быть только объективным, должен беспристрастно разрешать все жизненные ситуации, отдавая предпочтение лишь закону и только закону.

Чтобы не ошибиться, Зубов решил побеседовать с двумя сторонами — и с Петровым, и с Тунеевым, тем более что никого из них он еще не видел в глаза.

…В кабинет следователя вошел худощавый мужчина среднего роста, с седыми, поредевшими волосами, глубокими морщинами на лице. Одет скромно, но аккуратно. Он поздоровался и остановился у двери.

— Садитесь, пожалуйста, Родион Иванович, — сказал Зубов, — и расскажите, что произошло между вами и Тунеевым в столовой. И хотя бы коротко — о себе.

Петров медленно сел на предложенный стул, внимательно посмотрел на следователя и, полагаясь на свой жизненный опыт, про себя отметил, что характер у следователя спокойный, а значит, с ним можно говорить откровенно. Потом начал:

— Родился я в крестьянской семье, до войны работал в колхозе, пас скот, пахал, сеял, убирал хлеб. Окончил семь классов, зимой учился, а летом, как и все наши школьники, работал в колхозе. Всю войну был на фронте, несколько раз ранен, после войны снова в колхоз вернулся. А за случай в прошлое воскресенье в столовой извините, не выдержал я, не мог смотреть спокойно, когда тот молодой парень так безбожно с хлебом обращался.

Был я тогда в районном центре по своим делам и зашел пообедать в столовую. Когда стоял в очереди, то приметил за столом троих молодых парней. Они были уже выпивши, на столе — две пустые бутылки из-под вина. Вели они себя очень вольно, громко разговаривали, не обращая внимания на посетителей. И вдруг я увидел, как Тунеев — теперь-то я его уже знаю, бросил небольшой кусок хлеба в сидевшего напротив дружка. Тот отшвырнул кусок обратно. После этого Тунеев схватил со стола целую краюху хлеба и, смеясь, во второй раз бросил в того же парня. Хлеб упал на пол…

Я не мог спокойно смотреть на это. Вспомнилось мне, как мы дорожили каждой крошкой хлеба во время войны, в послевоенные голодные годы. А ведь сколько труда надо затратить людям, прежде чем хлеб попадет на стол! Я подошел к парням и сделал замечание, что с хлебом так обращаться нельзя. Но им, вероятно, никто раньше о святости хлеба не говорил. Тунеев с издевкой сказал мне: «Папаша, тебе не на что хлеба купить? На тебе вот этот кусок и валяй от нас, не лезь не в свое дело». Он взял со стола кусок хлеба и начал совать его мне в карман. Я отстранил его руку. Потом Тунеев взял стакан с недопитым вином и протянул его мне с наглым видом. Я с силой ударил наотмашь по протянутому стакану. Удар пришелся по челюсти Тунеева. Вино из стакана пролилось на его костюм, а изо рта у него пошла кровь.

Я сразу же ушел из столовой, не стал обедать и уехал домой. Возможно, я в чём-то тут неправ, но иначе тогда я поступить не мог. У меня тоже есть дети, но так с хлебом они не обращаются. За выбитый зуб наказывайте меня как угодно, но я вас буду просить, чтобы этим парням к хлебу была любовь привита.

Петров замолчал. Он ждал, что ему скажет следователь. Но Зубов ему так ничего и не сказал, попросил подождать еще немного в приемной или на улице, а сам пригласил к себе Тунеева. Тунеев вразвалку зашел в кабинет к Зубову и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул. Был этот восемнадцатилетний парень высок, с упитанным круглым лицом и пышной шевелюрой. Следователь предложил ему вести себя поприличнее и попросил рассказать о случившемся в столовой. Тунеев с ухмылкой переменил позу на стуле и ответил так:

— Я ж всё уже написал в бумаге и раньше рассказывал вашим людям. Что еще непонятно? А если вы не видели, что мне выбили зуб, то вот, посмотрите.