дом. Еще имя, положение. Все у тебя будет наилучшее, по первому сорту. Все сладится, вот уж рад я, внучку-то пристрою правильно. Расстараюсь, точно как велено. По-людски, по уму.
Зоэ еще раз дернула дверцу – не поддается. Угрюмо усмехнулась, тронула широкие переплеты окон: не рамы – решетки… Кричать бесполезно, плакать нет смысла, да и не умеет она этого. Бояться не получается. Остается думать.
– Дед, а прав был Рэй, – зло и спокойно выговорила Зоэ, больше не жалея старого моряка. – Не родной ты мне. Сирота я, предал ты нашу семью. Мой родной отец отдал меня за серебро злому нэрриха Борхэ. Тогда батюшка тоже о пользе говорил, а сам на денежку глядел. Борхэ после врал, обещал мне защиту, но отдал морю – по злобе… Твоя-то польза в чем?
– Зря ты так, деточка, – до дрожи губ огорчился Челито.
– Дед, тебе сама королева все сказала? Прямо она, наша Бэль? Не верю, она обещала, что так со мной не поступит. Тут все подстроено, понимаешь? Очнись, меня украли! Ты сейчас предаешь и меня, и королеву. Ты помогаешь её врагам.
– Письмо от её величества имеется, – уперся Челито, делаясь строже и копя обиду. – С печатем.
Зоэ застонала и уткнулась лбом в оконную раму. Бесполезно. Дед всегда, с первого дня знакомства, был человеком замечательным, но в упрямстве мог потягаться с Кортэ, это знали оба и потому ладили худо – но все же ладили, подспудно уважая чужую несговорчивость.
Кони шли резво, грохот подков и колес бурливой волной шума катился по узкому руслу улочек, опережая карету и разгоняя с дороги любопытных. Вот проехали университет, свернули вниз, к площади Филиппа, еще раз повернули – не хотят показываться на главных улицах? В глухом, без единого оконца в стенах домов, переулке поехали совсем тихо, затем встали. Дверца с той стороны, где сидел Челито, приоткрылась, дед выпрыгнул, Зоэ метнулась – но опоздала, прижалась к решетке окна. Увидела, как Челито передает конверт «с печатем» рослому мужчине в темном плаще. Как тот кивает и хвалит за исполнение королевской воли.
– Они ведь убьют тебя, деда, – шепнула Зоэ, сполна осознав, во что ввязался старик, так и не разобравшийся за два года, сколь двуличен двор.
Челито пропал за каретой, стало страшно, словно она, Зоэ, снова тонет. И даже хуже: бояться за других куда тяжелее и больнее, чем за себя, теперь это понятно. Сердце ныло, затхлый пыльный воздух в карете казался глухим, не отзывался и не позволял окликнуть Альбу и его родной ветер. Хотя – Зоэ горько усмехнулась – чего там, воздух обычный. Это она – пустотопка, уже год, как не слышит ветров и не говорит с ними.
Дверца снова приоткрылась, мужчина в плаще быстро забрался в карету.
– Дон жених? – прищурилась Зоэ, отодвигаясь подальше.
– Его дон дядя, – улыбнулся прибывший, принимая насмешливый тон и рассматривая Зоэ, как недавно Эспада рассматривал породистого коня. – Неплохо, совсем неплохо. Не уродина, да к томе же плясунья. Её величество…
– И не дура, – буркнула Зоэ. – Не надо глупостей, я все равно не поверю. Не жаль вам племянника? Я ведь ему или сразу перегрызу горло, или потом, как только получится.
– Постараемся избежать столь досадного исхода брачной ночи, – пообещал дон, так и не назвавший имени. Стукнул в стенку кареты, дав знак к движению. Поправил темное кружево манжет, и отвернулся к окну. – Видишь ли, не стоит начинать дело ссорой. Мы можем договориться. Нам нужны ты и твой брат. Если убедишь его не перечить и ехать с нами, дав слово исполнять ряд правил, выгодных тебе. Прочее тоже уладится наилучшим образом. Если нет… Ты хоть понимаешь, что такое по-настоящему стать добычей, к тому еще бесполезной?
– А вы понимаете, что такое стать врагом всех нэрриха, к тому еще обремененным родней и средствами, которые можно потерять? – усмехнулась Зоэ.
– Давай начнём договариваться к нашей общей пользе, худшие исходы мы уже оговорили, – спокойно предложил мужчина, скинул капюшон и сел удобнее, наконец-то отворачиваясь от окна.
– Мы едем на север, – отметила Зоэ.
– Когда сменим карету, прикажу закрыть окна, – пообещал самому себе похититель. – Зоэ, разве тебя не интересует титул графини без всяких обязательств по поводу брака, свобода от столицы и капризов королевы, признание за Альбой прав, равных с правами людей, то есть снятие с него клейма еретика и бездушного нелюдя? Подумай. Клинки Кортэ и Альбы – гарантия твоих прав, они остры и весомы. Но я найду ответные гарантии, мои слова не лживы. Начнем с этого вот письма, читай. Рука и печать самого маджестика.
– Дед Челито еще жив?
– Боже мой, какие детские глупости! Мы не звери, он жив и счастлив. Отправился в порт Касль, там его ждет родная семья, одумавшаяся жена и двое взрослых детишек. Как, он не сказал? А ведь знал о награде… Вот так бывает, люди умалчивают о важном, даже те, кому мы верим.
Зоэ прикусила губу, с сомнением приняла письмо, осмотрела печать. На деда, независимо от сказанного, не хотелось ни обижаться, ни злиться. Сколько мог он возиться с чужой девчонкой, сколько мог терпеть положение самого слабого и никчемного из её защитников? Правда, его никто не укорял… Но дед давно копил огорчение. И по семье он тосковал, вот уж точно.
Зоэ еще раз глянула на нового спутника и решительно сломала печать. Развернула письмо. Чернила дорогущие, буквы выведены так прихотливо и точно, как умеют их чертить лишь лучшие переписчики, известные до единого наперечет. Все они – гранды Башни и заняты в работе над текстами