сообщить: она просит вас о даровании позволения на её брак с доном Эппе. Вот уж истина без изъяна, я здесь, чтобы передать именно эту просьбу.

– Если я вдруг и не дозволю, она все равно вцепится в пса, как голодная блоха, – хмыкнула королева, пряча за веером торжествующую улыбку. – Но ладно же, при таком посланце отчего бы и не отменить приказ о казни злодея. Мы его прощаем, если король не возразит.

– Мы признаем недоразумением тот указ, – поморщился Бертран, с долей опаски всматриваясь в воздух за спиной Ноттэ, норовя и в тоже время опасаясь разобрать в пустоте контур крыльев. – Что вы намерены возвестить? Подобные гости не приходят… гм… не прибывают без повода.

– Вы меня с кем-то путаете, – старательно удивился Ноттэ. – Я не вестник, я ветер. Мой мир взрослости лежит вне вашего. Грань тонка, однако же прочна. Пока она пребывает в должном состоянии, все благополучно, мы сосуществуем, как воздух и вода, смыкающиеся на поверхности. И я, нет смысла таить это, постараюсь, чтобы штормы не поднимали волн, губительных для живого в вашем мире. Единственное существо, кому я могу и даже должен передать весть, – Ноттэ встал и поклонился Аше, – ты. Люди удивительные создания, в вас соединено разрушение и созидание, сила всех стихий. Люди могут безмерно много и не желают верить в свой дар, выбирая слишком малые цели. Только маари знают свою силу и не сомневаются в том, что прочие ловко обозвали «невозможным»…

– Наш грех прощён? – Аше поклонилась гостю, упала на колени и оттолкнула в сторону копье. – Тот, древний, он лишил нас внимания детей ветра, убил девять из десяти ветвей посвященных. Мы спрашивали, мы ждали прощения, но ветры за краем молчали.

– Неверный вопрос, нет к нему ответа, – покачал головой Ноттэ, с интересом наблюдая, как рыжий нэрриха сгребает жену и сажает себе на колени, запрещая кланяться, просить и огорчаться. – Когда-то жил человек, он верил в силы нэрриха, а не в свои. Он болел, с прядью раха к нему пришло исцеление. Так и я однажды вылечил дона Вико де Льера. Но капитан вернул мой дар, а тот человек оказался жаден и пожелал большего. Он создал печати сабха и долго оттачивал копье коварства, как сказали бы маари. Он назвал себя королем королей и поработил детей ветра. Он велел именовать себя нэрриха, и ему поверили: те, кто знал правду, умерли по его приказу, а прочих в свой срок забрала старость. Он жил, питаясь силой детей ветра, он завоевывал земли и искал путь к краю, готовый бросить вызов взрослым ветрам и всему мирозданию. Он забыл, как мал мир в бесконечности единого… И как уязвим.

Ноттэ помолчал, присматриваясь к Кортэ. Осторожно присел на перила, улыбнулся… Сын тумана тоже улыбнулся дню, сыто прищурился, глядя на солнышко и вбирая золото рассвета.

Утро прогревало воздух и делало чуть заторможенного, склонного подолгу сосредоточенно смотреть в одну точку Кортэ – привычным рыжим непоседой, кипящим азартом действия.

– Давай дальше, – поторопил Кортэ, скалясь в широкой улыбке.

– Тот король искал маари, желая выйти на край мира и раздвинуть границы владений. Посвященная обещала исполнить запрошенное, но сделала всё по-своему. Король на время разделил печати сабха меж доверенными людьми, опасаясь оставлять все их у кого-то одного. Король ушел в пустыню. Посвященная открыла ему тропу за край и там начала большую охоту на короля, – Ноттэ покосился на копье маари, на Кортэ, плетущего из волос жены косичку и получающего от простого занятия немалое удовольствие.

В три шага Ноттэ добрался до кресла и снова устроился в нем, напряженно цепляясь за подлокотники… Со стороны казалось, что тонкий и почти прозрачный нэрриха боится взлететь и цепляется за кресло, как за ветку. Вот он вздохнул, заставил себя расслабить пальцы. И продолжил рассказ ровным, мягким тоном.

– Ближний раб того короля, урожденный нэрриха, тоже был слаб и жаден. Он не смог сравниться с тобой, сын тумана, ни упрямством, ни великодушием. Он не вынес из-за края женщину, которая отвоевала для него свободу. Возможно, он был труслив… или разучился верить в себя, прожив среди людей слишком долго.

Ноттэ выскользнул из кресла, неловко взмахнул руками, едва справляясь с поведением тела. Опустился на колени и осторожно погладил Аше по запястью, кланяясь ей.

– Дети ветра виноваты перед твоим народом. Вскрытие печатей сабха подарило свободу рабам короля, и те упивались местью, гибли и рушили древние устои сосуществования, налаженные между нэрриха и людьми. Многое было утрачено, горы рассыпались и реки высыхали, народы ушли с привычных земель, ставших пустыней. Но мир пережил бурю. Все забылось… пока не настало время новых перемен. Оллэ помог мне повзрослеть и дал повод шагнуть за край, Зоэ научила, как не утратить связь с миром, а Кортэ вернул вам старый долг, когда вынес тебя из небытия. К тому же он обременил меня обязанностью проводника, потребовав доставить обратно в мир малыша Альбу. И вот я здесь… Я исправлю старую ошибку. Маари опять будут дышать у края без ущерба для себя. Юноши племени станут охотиться в нездешних краях, чтобы подарить невестам перья радужных птиц и нарисовать на тростниковых хижинах и дурно обожженной глине кувшинов – лиловое небо миров, неведомых более никому, танец летающих змеев или десять лун, бегущих хороводом. Вы снова сделаетесь миражем, а пройти в ваши селения сможет лишь тот, кто получит приглашение от огненного колдуна.

– Хорошо, – обрадовалась Аше, хлопнула гостя по плечу. Рассмеялась и стукнула сильнее. – Совсем хорошо!

– Не хорошо, – уперлась Изабелла. – Маара аж с самой зимы наша провинция, и я желаю посещать её по своей прихоти в любой день, я королева.

– Женщина-вождь не носит копьё, но отдает приказы сильным! Кто запретит ей ходить, где она желает? – удивилась Аше.

Ноттэ кивнул, прошёл к краю балкона, осторожно трогая спинки кресел и ступая несколько неуверенно. Патор первым понял, что гость вот-вот исчезнет,