-- Слушаюсь, милорд, -- командир поклонился, а Дойл поднялся в свои комнаты -- нужно было переодеться, смыть с лица кровь и поесть.

В спальне было, как ни странно, тепло. Жарко горел камин, а возле него возился Джил. Услышав шаги Дойла, он подпрыгнул на месте, стряхнул золу с колен и поспешил к нему, охнул и пробормотал что-то, увидев рассеченную щеку.

-- Что ты там болтаешь? -- спросил Дойл, не позволяя ему коснуться царапины. -- Лучше помоги переодеться.

-- Где вас поранило, милорд?

Дойл не ответил, вместо этого спросил:

-- Ты что здесь делаешь? Кажется, твоя мать и сестры на юге, мог бы давно уйти, болван.

Джил стащил с Дойла кожаный колет, расстегнул по одному нарукавники, а когда опустился на колени, чтобы снять первый сапог, буркнул:

-- Куда идти-то. Вы мой хозяин, где вы, там и я.

-- Болван, -- повторил Дойл, садясь на кровать и вытягивая вторую ногу, чтобы мальчишке сподручней было его разувать, -- хозяина мог бы нового найти, а так сдохнешь почем зря.

Не дожидаясь никакой реакции на свои слова, Дойл прислонился спиной к изголовью и закрыл глаза.

-- Мне с вами и сдохнуть не страшно, -- неожиданно сказал мальчишка, -- только думается мне, что вы и с патлатой старухой-смертью договоритесь. И за меня слово скажете. А нет -- буду вам на том свете служить.

Дойл приоткрыл один глаз и снова сказал:

-- Болван. Подай воды и чистой ткани.

-- Я сделаю...

-- Сам, -- Дойл действительно выпрямился, наклонился над тазом и тщательно смыл со щеки кровь, ощупал внушительный -- большего размера, чем показалось вначале -- рубец, и поморщился, невольно думая, что ему только шрама на роже не хватало, чтобы окончательно и бесповоротно возглавить список главных уродов королевства.

Мальчишка оттащил таз и откуда-то из глубины комнаты сказал:

-- Я, милорд, не беспамятный. Помню, что не лорды разряженные, и не Его Величество, а вы услышали мои вопли о справедливости. И вы мою мать с костра сняли.

-- Замолкни, -- велел Дойл резко, -- хватит пустой болтовни.

Он снова откинулся на кровати, положил одну руку под голову и тяжело выдохнул. День только начался (еще до обеда было больше часа), но уже вымотал его очень сильно. Леди Харроу -- безумная отважная женщина, из прихоти подвергающая себе смертельной опасности -- вставала перед его внутренним взором, стоило опустить веки. И брат в белом шитом золотом камзоле, стоящий среди рукоплещущей и рыдающей от счастья толпы. И почему- то крики той же толпы, проклинающей его самого. Последнее было смешно -- когда его заботила любовь черни? Он делал то, что должен был делать -- и однозначно не ради того, чтобы грязные тупицы вдруг исполнились к нему любовью, а чтобы сберечь трон Эйриха и сделать Стению еще более великой, чем она была при их отце. Теперь уже, наверное, не получится.

Предаваться тягостным мыслям Дойл позволил себе недолго -- меньше получаса, после чего с помощью Джила обмыл лицо, руки и грудь, переоделся и спустился в малый пиршественный зал. Там уже собрались почти все придворные, оставшиеся в столице. Трое из пяти членов сильно прореженного королевского совета, несколько мелких лордов с женами и дочерьми, казначей, неожиданно -- Майла Дрог, причем одна, и, разумеется, леди Харроу. Короля еще не было, но, судя по шепоткам, ждали его с минуты на минуту.

Лорды не встретили Дойла ни проклятиями, ни обвинениями -- но смотрели так же, как и чернь: зло, с ненавистью. И расступились перед ним быстрее обычного.

-- Лорды, доброго дня, -- не без удовольствия сообщил Дойл собравшимся, вынуждая их всех кланяться и отвечать на приветствие. Леди Харроу поднялась из низкого реверанса первой и первой же (собственно, единственной) подошла к нему.

-- При других обстоятельствах я сказал бы, что рад вас видеть, леди Харроу, -- произнес Дойл, на миг-другой забывая обо всем, заглядевшись в глубину ее глаз.

-- Вы поранились? -- спросила она, ее пальцы дрогнули, и Дойл позволил себе приятную мысль о том, что она хотела бы коснуться его лица.

 -- Случайность, -- он повернул голову так, чтобы царапину было хуже видно. Леди Харроу нахмурила брови:

 -- Лучше показать лекарю и наложить повязку.

 -- Не думаю, что это необходимо. Но благодарю за внимание, леди, -- он поклонился ей, пряча улыбку.

А потом во всем великолепии появился Эйрих. По его лицу нельзя было предположить, что он провел тяжелую ночь и всю первую половину дня ездил по городу, рискуя каждую минуту вдохнуть ядовитый воздух, пропитанный смертью. Он был горд, свеж и улыбался так светло, словно встречал гостей на радостнейшем из пиров.

Все взоры тут же обратились к нему, по рядам придворных прошел тихий вздох. Эйрих поднял руку и широким жестом обвел зал.

 -- Прошу к столу, леди и лорды. Прошу к столу, мои друзья, разделяющие со мной тяготы этого испытания.