пор, пока это праздничное безумие не закончится.
Разумеется, необходимость перевешивала -- и он появлялся на каждом пиру, радуя своих и чужих вельмож собственной недовольной физиономией и редкими, но ядовитыми замечаниями. В добавок ко всему, леди Харроу уже который день в замке не показывалась -- что лишало Дойла последней надежды на то, чтобы получать от застолий и празднеств удовольствие. Впервые заметив ее отсутствие, Дойл даже задумался о том, чтобы послать к ней Джила с запиской или устным вопросом -- но решительно отказался от этой мысли. Он не желал выглядеть глупо, поэтому ограничился тем, что через людей Рика убедился в том, что она в порядке и находится в своем доме в столице.
Наконец, наступил праздничный день. Словно в насмешку над Стенией и всеми торжествами, солнце решило не показываться -- небо с утра было затянуто серыми облаками, из которых сыпал мелкий дождь вперемежку со снегом. Впрочем, это не помешало Эйриху объявить, что, несмотря на погоду, торжественная процессия пройдет по городу -- к радости всего двора и к искреннему неудовольствию Дойла. Он был готов мокнуть под дождем ради блага страны, но никак не во имя древних традиций.
Эйрих, кажется, угадал его недовольство, потому что прежде, чем выйти из зала, обернулся и ободряюще сжал его плечо. Дойл закатил глаза, надеясь, что Эйрих угадает также и ответ: да, он будет в полном порядке, когда праздник закончится. И в еще большем порядке, когда, к концу зимы, вся придворная свора разъедется по своим имениям до начала осени.
Между тем, длинная конная процессия во главе с Эйрихом выползла на главную улицу и неторопливо поползла вперед. Дойл ехал рядом с братом, чуть отставая, но был совершенно спокоен -- тени и стража оцепили всю столицу, проверили каждую крышу, каждое чердачное окно -- если после этого откуда-нибудь вылетит шальная стрела, можно будет с уверенностью сказать, что ее выпустил сам Всевышний или враг его. Людям на это не оставили никакой возможности.
Эйрих ехал гордо, то и дело приветственно вскидывая руку вверх. Народ толпился по краям улиц и высовывался из окон, чтобы увидеть своего короля во всем великолепии.
-- Блестишь, как новенькая монета, -- тихо сказал ему Дойл, чтобы никто посторонний не услышал.
-- А ты мрачен и черен, как головешка, -- шепнул в ответ Эйрих. -- Учти, если вечером сегодня будешь сидеть с таким же лицом, я все-таки сумею тебя напоить допьяна.
-- Придется пить одну воду, -- отозвался Дойл, внутренне содрогаясь от этой угрозы. Как показывали многочисленные попойки еще до войны, будучи пьяным, Дойл был способен на многое -- в основном на то, за что потом бывает очень стыдно.
-- Ну, я знаю, как тебя развеселить, -- Эйрих снова помахал толпе и продолжил: -- стоит только сказать, что сегодня одна особа, отсутствовавшая в замке всю неделю, будет на пиру.
-- Решительно не знаю, что ты имеешь в виду, дорогой брат, -- Дойл хотел бы придержать коня, чтобы не дать Эйриху возможности развить тему, но не сумел совладать с любопытством и необъяснимым волнением.
-- Всего лишь то, что ты черствый сухарь, да еще и трус временами, дорогой брат. Видишь ли, я озаботился отсутствием леди Харроу -- воистину, она украшение моего двора. И послал к ней слугу, который принес мне ее глубокие извинения и сообщение, что она несколько не здорова. А также обещание непременно быть на празднике, -- договорив, Эйрих не выдержал и тихо рассмеялся. -- Не пытайся отворачиваться.
-- Вы очень заботливы к своим подданным, сир -- рыкнул Дойл, мысленно проклиная себя и свою гордость. Пошли он кого-нибудь к леди Харроу, давно знал бы, что она больна, и мог бы отправить к ней лекаря.
Эйрих явно хотел сказать что-то не менее едкое, но передумал и произнес мягко:
-- Просто женись на ней, и дело с концом.
Дойл некоторое время ничего не говорил, уставившись на коротко стриженую гриву коня, а потом неожиданно для себя сказал:
-- Непременно женюсь. Как только буду уверен, что ее не слишком сильно трясет от ненависти и отвращения ко мне.
Что бы Эйрих ни желал ответить на это, он не сумел этого сделать -- они выехали на площадь перед храмом Всевышнего, и королю пришлось сосредоточить все свое внимание на приветствиях святых отцов -- к огромному удовлетворению Дойла, который уже успел пожалеть о неосторожно вырвавшихся словах.
С другой стороны -- разве он не сказал правду? Если бы он был уверен, что леди Харроу не испытывает к нему ненависти за то, что на его руках кровь врагов Стении, и отвращения за его уродство, он не колеблясь предложил бы ей брак. Если Эйрих хотел это услышать -- на здоровье, пусть радуется полученному ответу.
И Дойл выбросил этот разговор из головы, тем более, что у него была значительно более насущная тема для размышлений -- после праздников он планировал вернуться к обсуждению единой монеты Стении, и, учитывая значительно поредевший совет, решение могло быть положительным. А значит, весна будет трудной: милорды не будут рады расстаться с таким удобным источником личного дохода и будут сопротивляться изо всех сил, страну придется наводнить проверяющими, в столице нужно будет расширить чеканный двор. И придется поторопиться, чтобы к осеннему сбору налогов система заработала, как должно.
Погрузившись в подсчеты необходимых затрат и составление мысленного списка необходимых действий, Дойл почти не заметил окончания церемонии