молодой государь, может гнуть толстые железные прутья и рвать пополам утиральники. Почти от самого красного крыльца Иван сразу погнал вперед к Боровицким воротам.
– Мы токмо новую церкву осмотрим, – крикнул он матери, – догоним потом!
Это была каменная церковь Рождества Ивана Предтечи у самых Боровицких ворот, которую этим летом заложил Василий Васильевич вместо деревянной, совсем обветшалой.
– Сказывают, государь, – заметил Ивану дьяк Федор Васильевич, – что сия церква на Москве построена: на сем месте бор был, и та церква в том бору была. Соборной она была при Петре митрополите. Тут же и двор митрополичий был, где ныне двор князя Ивана Юрьича.
Они внимательно осмотрели постройку. Стены были до конца уж доведены, и каменщики клали перекрытия. Ивану не понравился этот храм, хотя и была соблюдена в нем соразмерность частей.
– Нет, Федор Василич, – сказывал он Курицыну, – не то сие, что видал яз в Ростове Великом и в Володимире. Нету в церкви сей того величия и лепоты, как умеют созидать в камне ростовские и суздальские зодчии.
Они выехали в Занеглименье молча и, проехав версты две, пустили лошадей легкой рысцой. В полях пели жаворонки, а мужики, покрикивая и понукая лошадей, кое-где разворачивали сохами-косулями прошлогоднюю щетину жнивья под овес, чтобы успеть до мая посеять. Грачи, важно переваливаясь на ходу, следовали за пахарем, выклевывая червей и личинок. Меж этих важных птиц сновали юркие скворцы, ловко перехватывая добычу и на свою долю.
– Вот так и мы за кажным пахарем ходим, – усмехнувшись, сказал Иван. – Недаром народ-то баит: «Один с сошкой, а семеро с ложкой…»
– Ну вот и надо бы всех пахать заставить! – воскликнул Юрий. – Всяк бы собя сам кормил.
Иван громко рассмеялся.
– А кто бы горшки делал? – спросил он весело. – Кто бы серпы да косы ковал, сохи бы ладил? Кто бы в конниках был и от татар Русь ограждал?
Все смеялись в ответ на эти вопросы, и Юрий, тоже смеясь, спросил брата:
– Что ж тогда прочим-то деять надобно, дабы сирот не обижать?!
Иван перестал смеяться, сказал твердо:
– Всякому надобно свое деять, что он ведает и умеет. Тогда никому обиды не будет, а всем польза.
– Вон там, государь, – крикнул Саввушка, – и поезд государынь наших видать! Вишь, там, к роще-то поближе, колымаги ихние едут, а коло них – конная стража.
– А ну-ка, кто скорей к ним догонит?! – воскликнул Иван и погнал коня.
Месяца мая в третий день назначено было открытие Священного собора для избрания нового митрополита всея Руси. Иван поехал в колымаге, сопровождая недомогавшего отца. По дороге к каменным митрополичьим покоям Иван снова заговорил с отцом о выборах.
– Отец, – молвил он сурово, – ты сказал, что покойный владыка сам собе избрал заместника. Без тобя сие наметил митрополит?
– Нет, сыночек, нет, – торопливо ответил Василий Васильевич, – как можно сие деять без государя? Он меня просил о Феодосии, и я его мольбу принял, и владыки о сем ведают.
Иван успокоился и сказал с улыбкой:
– Помню яз, бабка мне, отроку еще, наказывала: «Богу молись, а попам не верь». Не все ведь такие доброхоты нам, как был святитель Иона. Надобно, чтобы Церковь во всем послушна была государю московскому и могли бы мы государствовать властно для пользы всей Руси. Ворогов наших надобно смирять не токмо мечом, а и крестом. Митрополит же силу имеет целое княжество от Церкви отлучить, прекратить в нем все требы церковные и даже звон колокольный.
– Истинно сие, сынок, истинно, – подтвердил Василий Васильевич, – князю и митрополиту надо заедин быти. Для всякого князя тяжко роптание народное, а народ не токмо возропщет, а и князя своего покинет, коли у него не будет единомыслия с митрополитом или когда негде будет ни детей крестить, ни мертвецов отпевать. Не может христианин-то без покаяния и приобщения Святых Таин жить, не может милости Божьей лишиться в жизни земной и небесной.
Колымага остановилась у митрополичьих хором. Иван, помогая выйти отцу, шепнул ему:
– На соборе-то яз глаза и уши насторожу.
Владыки, почтительно ожидавшие государей на дворе возле самого красного крыльца, окружили их с приветствиями и повели во Владычную палату. Тотчас же начался торжественный молебен, после которого все воссели на скамьи полукругом возле княжих столов, поставленных у стены против главных входных дверей. На передних местах сидели архиепископы и епископы русские: Филипп суздальский, Ефросин рязанский, Геронтий коломенский и Вассиан сарайский.[171]
Все они были владыки Московской земли, не было только никого от Новгорода Великого и от Тверского великого княжества.
Это встревожило Ивана. Он сидел молча и неподвижно, и лицо его было спокойно, казалось, что смотрит он на все безучастно и холодно. Но вот поднялись два протопопа и объявили, что прибыли с грамотами: один – от архиепископа новгородского, другой – от епископа тверского.