печатями. Солидный такой мужчина, суровый и обаятельный, как северный закат. В белом костюме, при орденах, в общем, женщины были в восторге.
Встретили его, конечно, красиво, с банкетом. Слух даже шел, что он на этот самый свой костюм бокал вина вылил – напраздновался. Так ему еще до утра по тем же меркам новый сшили.
Утром главнокомандующий ему все входы-выходы показал, и те, что для посетителей, и те, что не сразу увидишь. Про то, как и когда часовые сменяются, рассказал. Копии всех ключей выдал, чтобы мог высокий гость сам все осмотреть. В общем, представитель доволен остался. Все экспонаты обошел, все замки проверил, все витрины потрогал. И тоже изъянов не нашел. Перед отъездом всем руки пожал, сдержанно пообещал никого не забыть и укатил в северном направлении.
А утром в день открытия выставки обнаружилось, что вместо медали алворда под стеклом на подставке – сухая лепешка. Главнокомандующий – в зал. Точно – все на месте, а ее нет. Офицеры из оцепления ничего понять не могут: никто ничего не видел и не слышал, Решевельц к себе главнокомандующего вызвал, и такого ему приватно наговорил, таких вопросов назадавал, что тот в петлю засобирался.
В общем, и Академию, и гарнизон – на ноги, народ с площади разогнали, всех кто в оцеплении стоял – на допрос, посвященных из Совета, всех кроме Нье Анэ с его братией, запрягли город прочесывать. Говорят, к санорра тоже хотели обратиться, да передумали – стыдно.
– И как?
– Да никак, – махнула рукой Грейцель. – Никаких следов не нашли.
– Точно, – подтвердил Девирг. – А потом и алворд сам из поездки вернулся. Ну, делать нечего – рассказали ему. Старикан, когда после новости в чувство пришел – вызвал всех к себе. Доверенного своего тоже за компанию. И выяснилось тут, что доверенный-то и не похож совсем на того, который в Аверд приезжал. Главнокомандующий хотел прямо у алворда в кабинете тупым парадным мечом зарезаться от такого позора. Регалии с себя срывать пытался. Но старик с пониманием отнесся: сказал, что железка таких нервов не стоит, утешил его, как мог, и слово офицера взял, что руки на себя не наложит. С тем и отпустил. Долго потом и Совет и Старый Город втихаря копали, искали виноватого. Но кончилось ничем. Медаль, конечно, к вступлению в должность Ройзеля новую сделали, но с тех пор выставляют на обозрение только дешевые копии.
Девирг явно поколебался пару секунд, но все-таки продолжил:
– А дело, собственно, в том, что я незадолго до этого встретился с… ну, назовем его Хомгой. И он попросил меня одолжить ему мой новый белый костюм. Хороший, надо сказать, костюм, кучу денег я за него отдал. Но Хомге я был кое-чем серьезно обязан, поэтому дал костюм без разговоров. И, знаете ли, был очень удивлен, когда увидел свой костюм на поверенном алворда, – он посмотрел на Грейцель: – Грей, не начинай только заводить свою любимую песню про «хорошо» и «плохо», потому что я понятия не имел, зачем он ему нужен.
Девушка промолчала, но посмотрела нехорошим взглядом.
– А потом Хомга, как обычно, пропал. Но где-то через пару месяцев передали мне от него записку с извинениями. А к записке прилагалась пара мешочков с кеватрами. Не маленьких, скажу я вам, мешочков – не на один такой костюм хватило бы.
Мэй Си взяла в руки обломок и принялась внимательно его изучать.
– Может, мы сможем с ним встретиться? Поговорить? – спросила она. – Ты знаешь, где его найти?
Девирг покачал головой.
– Нет. Есть у него связные, через которых заказчики с ним связываются, но не с каждым они дело будут иметь. Сам же я, повторюсь, даже как он выглядит не знаю. Говорю же – он постоянно внешность меняет. Я его тогда только по костюму своему и узнал.
Кин Зи прошелся по комнате, постоял и снова принялся ходить туда-сюда.
– А, может, его без затей заманить к связному его, а по пути в подворотне подкараулить да порасспросить как следует? – предложила Вейга.
– К которому из них? Из тех, кого я знаю, с нами ни один разговаривать не будет. Да и если поверить в невозможное, что мы его вычислим и прижмем, то не скажет он ничего, – вздохнул Девирг. – Прикинется поленом, он это хорошо умеет. Поговаривают, что он как-то в Хейране попался на одном деле и угодил в подвал на пару месяцев к одной очень серьезной компании. Что они там с ним делали – подумать страшно. Так он не только им ни слова не сказал, но и как-то сумел сбежать. А потом потратил много времени, чтобы навести на них Старый Город. И больше про компанию эту никто ничего не слышал.
Снова наступила тишина. Только слышно было, как Кин Зи меряет шагами комнату.
– К любому можно найти подход, – остановился наконец он. – Каждый что-то любит, что-то – нет, о чем-то мечтает, чего-то боится. Девирг, а что- нибудь о нем достоверно известно? Хоть что-нибудь?
– Хм, – Девирг задумался. – Сейчас ему должно быть уже явно за сорок. Всю жизнь промышляет воровством. Репутация уже такова, что следов не заметает – все равно любой знающий поймет, что, кроме него, никто так не сможет. И не состоит ни в каких воровских артелях – того, что зарабатывает, вполне хватает на жизнь и заказов меньше не становится. Про умение менять собственную внешность я уже говорил. Ко всему прочему, не хуже ученых из Старого Города разбирается в разного рода тонких силах, хотя, вроде как, нигде и никогда не учился, и, будучи гельдом, никакими не владеет. Но…
Он поднял палец, обращая внимание всех на важность того, что собирался сказать.
– Знаете, кого он на самом деле боится? Посвященных. Серьезно, даже самых безобидных. Боится и обходит их за три двора. Я думаю – не напрасно. Задуматься – так у многих к нему, должно быть, претензии есть. И серьезные претензии. Такие серьезные, что никак нельзя ему к ним в руки попадать.