груди то, груди-и-и… – до рассказчика дошла большая, оплетенная бутыль, передаваемая по кругу. Он на секунду прервался, делая большой глоток. Но, судя по всему, пожадничал и подавившись пустил две тонкие струйки самогона через нос, заливая выцветшую серую тунику с потускневшим изображением львиной головы.
Вокруг захохотали.
– Во какой рисковый! Знает же – нельзя помазанному рыцарю такую брехню разводить. Слово лжи в благородной глотке застревает!
Новый взрыв смеха заглушил возмущенные протесты сиплого.
– Да не сердись, дружище, – Николас успокаивающе махнул бугаю рукой в пожелтевшей повязке. – Просто ты и сам видать не понял, что та жопа огромной запомнилась – потому как слишком близко к лицу была, – и добавил, уже не в силах сдержать смеха, – небось и тогда в три горла хлебал, вот с пьяну носом и ткнулся.
– Да какой?! Какой в три горла то? Я глоток, как заведено. В отличие от некоторых. Тех, что это мерзкое поило аж трижды за круг глотають. И не надо тут. А зубоскалить хотите – да пожалуйста, не жалко. Сами то кроме лошадиных жоп уж три месяца ничего не видали.
– Эх-хе… Эт ты точно подметил.
Чей-то сварливый голос утонул в общем гуле насмешек и улюлюканья. Снова заговорили о женских прелестях, таких желанных, таких разных и таких далеких. Но каждая новая байка все быстрее сводилась к куда менее приятной теме.
– И не такое видел, могу вам сказать. И не раз и не два, а сколько уж и не помню. Но ведь оно как со жратвой – пусть на пиру сытно было, на всю жизнь все одно не наешься.
– Точно! Так и есть, – согласился Николас.
– Во-во…
– А мы сидим тут, штаны просиживаем. Бормотухой давимся, да зады только обсуждаем, уж и до конских добрались. Хе-хе… Не утомились дурачков то изображать?
– И не говори.
– Ну а что поделать?
– Поде-е-елать… – передразнил скрипящий, с хрипотцой голос. – Мы сюда для чего пришли то? Выгоду свою взять. И пусть бы с боем отнять, оно и понятно, так нет же. Никаких выгод так и не видать. К хертсемским закромам так и не приблизились. А опасности все множатся и растут, – говорящего прервал раскашлявшийся, тощий парень, с коростой на шее.
– Да-а-а… етить его так! – согласился сиплый бугай. – Нет бы биться вели, для того ведь и собрались. А то сидим тут, вшей с блохами кормим да язвы кровавые расчесываем.
Многие согласно закивали. В последнее время подобных неприятностей в лагере лайонелитов серьезно прибавилось. И беспокоили не только язвы. Любой незначительный порез, ожег и рана – загнивали, перерождаясь в серьезные нарывы. Под час приводящие к ампутации или смерти. Ветер, практически постоянно дующий на перевале, должен был рассеивать заразу. Но не рассеивал.
– Ишь, какой боевитый, – снова вклинился скрипучий, словно старческий голос. – А не думаешь ли, запаршивевший вояка, что не каждый лоб выдержит столько шишек, сколько мы уже получили? – говоривший вдруг похлопал Николаса по плечу.
Тот немного смутился. Подобный жест будто на что-то намекал. Кривой шрам, оставшийся на лбу Николаса после памятного удара локтем, снова зачесался. Перед глазами замелькали образы. Жар и пламя близких разрывов, каменные ядра, расшвыривающие строй словно ворох листьев, царящий кругом хаос бессмысленной бойни. И вопящий прямо в лицо молодой лейтенант… Николас не помнил, как пережил тот, первый штурм и каким чудом сумел добраться до своих. В следующих атаках на Дурн-фар он не участвовал, медленно восстанавливаясь после полученных травм. Даже сейчас его разбитая рука покоилась на перевязи. Отмахнувшись от нахлынувших воспоминаний, рыцарь внимательнее взглянул на сидящего рядом. Да и все собравшиеся у костра вдруг как-то притихли, рассматривая пожилого воина в рогатом шлеме.
– Слушайте-слушайте. Хе-хе… Может что полезное почерпнете, – проскрипел он криво ухмыльнувшись. Было что-то вкрадчиво-настораживающее в его хитром прищуре, в длинных, узловатых пальцах, медленно постукивающих по колену. – Думается мне, что я видел по боле всех вас, – крепкие, темные ногти лениво скребли по чуть вытянутому подбородку, заросшему густой щетиной. Там, где седина еще не тронула волос – они были иссиня-черными. – А то, что видел – крепко запомнил. Хе-хе… Бабьи жопы – это, конечно, интересно, но в моем возрасте единственная интересующая меня задница – моя собственная. А по смущенным рожам и бегающим глазкам я вижу – вы поняли, о чем я. Почему горстка жалких плебеев, вчерашних крестьян, до сих пор держат перевал. Да еще огрызаются из-за стен так, что лязг зубов слышен до Старого Агрина. Чем они могут сдерживать сильнейший рыцарский орден в Бирне?
Николас настороженно вглядывался в говорящего, и каждая, на первый взгляд ничего не значащая, деталь – усиливала бессознательное чувство тревоги. Один из витых, ребристых рогов на шлеме был обломан на треть, крупные суставы пальцев отдавали нездоровой синевой, а в многочисленных морщинах на выразительном лице угадывалось нечто звериное. Выздоравливающий рыцарь был куда массивнее и, вероятно, сильнее, но не мог избавиться от смутного предчувствия опасности. Надвигающейся беды.