«Дорогой наш Таффи, почему же тебе так не понравилось Рождество?»

Объясню: потому что этот праздник — не для котов. Сами подумайте. Ставят в доме дерево, а залезать на него нельзя.

И все эти ёлочные игрушки… Качаются перед носом, а трогать ни-ни.

А дождики и разные блестяшки! Висят вон аж где — не дотянуться. Подарки в ярких обёртках… Только и слышишь: «Прочь лапы!»

А если уж вам совсем не повезло — жутко холодный снег по всему саду.

Не самое любимое время года. Нет.

Ну, продолжайте. Задайте следующий вопрос.

«Что же всё-таки случилось, Таффи? Почему ты заперт в гараже?»

Скажу. Потому что это Рождество было ещё хуже предыдущих. Это было ужасное Рождество.

Пугающее.

Отвратительное.

Полное отчаяния.

Нет, всё не то.

Ужасное, ужасное, ужасное. Вот какое.

Сейчас расскажу всё с самого начала. Машина остановилась перед домом, и они высыпали на улицу — всё как всегда. Наши рождественские гости: тётя Энн — тётка Элли, её муж Брайан и плаксы-близнецы.

Ненавижу гостей. Они занимают самые удобные стулья. Понаставят баулов во всех моих любимых углах. Понапихают шуб в гардеробы, где я так люблю вздремнуть. То и дело спотыкаются своими дурацкими ножищами о мою миску.

Но Элли обожает, когда людей много. Несётся из дому, едва одевшись, — встречать кузенов.

— Люсиль! Ланцелот! Ой, как я рада, что вы приехали!

Она-то, может, и рада. Но у меня в голове мозги, а не что-то другое, поэтому я вовсе не радуюсь, а стараюсь улизнуть и забиться в самое укромное место.

Я слышал, как они закатывают в дом свои чемоданы.

— А где Таффи? Мы хотим поздороваться с дорогим Таффи!

Они перерыли весь дом, но меня не нашли: я вытянулся в струнку на шкафу в холле. И пришлось им сдаться.

— Да шут с ним, с Таффи, — сказал Ланцелот. — Пошли во что-нибудь другое играть. Давайте прыгать на шарах?

— Ой, пр-р-релесть! Прыгающие шары!

И троица умчалась. Фуф-ф-ф! Я спрыгнул со шкафа и поднялся на второй этаж. Окно в ванной было приоткрыто, я протиснулся и в тишине и покое провёл полчаса на крыше гаража, подглядывая. Эти трое скакали по дорожкам на огромных резиновых шарах с торчащими вверх ушами, за которые надо держаться. Ну, смеху! Элли всё время падала. Но потом Люсиль запела какую-то бестолковую прыгучую считалку собственного сочинения: «У маленьких мышков ни рубашков, ни штанишков». Это стало действовать мне на нервы, и я покинул наблюдательный пункт. Прошёл по ветке дерева и спрыгнул на забор.

Тут меня заметила Люсиль.

— Таф-фи-и-и! Таф-фи-и-и!

И поскакала на шаре к забору, да вот беда — в ажиотаже так разогналась, что не смогла остановиться. Это я, что ли, виноват, что забор шатается? Или я нарочно выпустил свои острые коготки? Я же пытался удержаться на пляшущем заборе.

Или я нарочно не втянул их, когда упал на резиновый шар?

Пу-у-у-у-у-у-у-уф…

Ой, ладно, ладно! Ну так надуйте меня и завяжите сверху узелок. Когтем я пробил дырку в шаре. Дак не специально же! Разве я виноват, что он сдулся и Люсиль свалилась?

Я поспешно ретировался в колючий куст. Люсиль перевернулась, встала на четвереньки и принялась улещивать зелёные заросли:

— Таффи, миленький! Разве ты нас не помнишь? Это я, Люсиль. И Ланцелот здесь. Ну выйди, пожалуйста, мы тебя потискаем.

— Да, — повторил за ней Ланцелот. — Таффи, миленький! Выйди, пожалуйста.