приговорили к каторге, а просто отправили в исправительный дом, но принесли большой шприц, наполненный подозрительной розоватой жидкостью.
– Потерпите, господин Оутис, будет чуточку больно, – засюсюкал доктор, будто взрослый мужчина, одна нога которого весила, как пятая часть барана, был ребенком. Судя по тому, какое крепкое словцо вырвалось у пациента, укол оказался ни чуточку, а изрядно болезненным, но зато, к нашей общей радости, моментально его оживил.
Наконец санитарки разошлись. Исколотый аллергик заснул без сил. Этан кое-как, кряхтя разбитым стариком, поднялся с больничной койки, и нас выставили из лечебницы, посоветовав навестить Фреда завтра, а заодно принести лечебные снадобья.
Когда на следующее утро подошли приемные часы в лечебнице, и я, застегивая на ходу пальто, спустилась со второго этажа, чтобы отправиться в лечебницу к бедному Фреду, то с удивлением обнаружила в торговом зале нехарактерное для начала рабочего дня оживление. Как только покупатели заслышали стук каблуков на деревянной лестнице, то немедленно начал оглядываться, и шум превратился в подозрительное перешептывание. Я вдруг почувствовала себя примой бездарной театральной постановки, ради выхода которой собралась куча народа.
– Говорю же, что ее сожитель чуть не прикончил Оутиса младшего! – зашептали две тетушки.
– А выглядит-то скромницей.
– Да все они, столичные штучки, кажутся приличными с первого взгляда…
Ситуацию надо было срочно спасать! Не придумав ничего ловчее, я остановилась на лестнице и, лучезарно улыбнувшись, громко объявила:
– Доброе утро, господа! Добро пожаловать в лавку приправ «Пряная штучка»! Сегодня мы объявляем скидку сорок процентов абсолютно на все перечные смеси! И на новую смесь для горячего вина.
– И на «Огненную воду»? – уточнил кто-то.
– А на «Огненную воду» пятьдесят процентов! – хлопнула я в ладоши. – Ни в чем себе не отказывайте!
Стаффи, стоявшая возле стеллажа с банками, покрутила пальцем у виска, намекая, что трактирщик, ожидавший завтрашней поставки, ни в жизни мне не простит предательства. Но я рассчитывала, что налакавшись перцовки по дешевке, народ сомлеет и решит, что хороший человек, продающий за несколько пенни столь душевный напиток, по определению не может быть сволочью и блудницей. Второе важнее. Пока меня не начала душить жаба, я выскользнула из лавки, и за спиной забряцал колокольчик. Похоже, он тоже осуждал хозяйку за аттракцион невиданной щедрости.
По дороге мне пришлось зайти в аптечную лавку, чтобы купить для Фреда снадобья от аллергии и для очищения крови, порекомендованные лекарем. Жена аптекаря была страшной сплетницей и, запаковывая бутылочки с лекарствами в бумажный пакет, с любопытством поинтересовалась:
– Правда, что вчера господин Этан чуть не отрубил ногу Оутису младшему?
– Да, – с улыбкой подтвердила я, – но у Фреда оказалась аллергия на железо, поэтому дорубить ногу не получилось и пришлось везти его в лечебницу, чтобы сначала убрать аллергический отек. Этан пока подбирает другой инструмент. Вот подумывает, что, может, ногу не отрубить, а отпилить?
В лице у аптекарши появился испуг, а в глазах светилось: «Вы сейчас спросили у меня?» Сразу было видно, что грех за отпиленную ногу Оутиса младшего она на душу брать не желала.
– Фред опять, поди, наелся перца, а люди уже всякие гадости про нашу Алексу придумали, – подвигая супругу, фыркнул аптекарь. – Что за змеи? Только попадись им на зуб!
– Точно! – хмыкнула я, одарив смущенную аптекаршу насмешливым взглядом, отдала монетки и удалилась с гордо поднятой головой. Пусть знают, что мне стыдиться нечего.
Когда я добралась до лечебницы, то еще в приемном покое почувствовала, с каким невообразимым любопытством на меня таращились и персонал, и пациенты. Даже подумала, что, может быть, сзади неприлично задралась юбка, или поползла стрелка на чулке, но одежда была в полном порядке. А когда я вошла в общий зал, то поняла причину пристального внимания: у постели Фреда, выглядевшего вполне здоровым и бодреньким, сидела Амелия Осле. Мало того что умиравший ночью аллергик, звеня вилкой о фарфоровую тарелку, поглощал спагетти с мясными шариками, так еще и кухарка, вкусняшку приготовившая, была одета в точно такое же темно-синее платье, как я сама. И подозреваю, из нас двоих именно я купила наряд со скидкой.
Зал, без преувеличений, затаил дыхание. Такого развлечения, как встреча непримиримых противниц здешняя лечебница точно ещё не видывала.
– Ох, Алекса, – промычал Фред и заправил обратно в рот едва не выпавшую макаронину. – Доброе утро!
Судя по всему, у объевшегося лавочника утро было наидобрейшее. Я кивнула в качестве приветствия и обратила взор на Амелию:
– Доброе утро, госпожа Осле.
Она не поздоровалась и улыбнулась больному:
– Что ж, пожалуй, пойду.
Все с той же милой улыбкой она с легкостью забрала полупустую тарелку из рук Фреда, а тот от неожиданности выпустил посудину и проводил
