- Можно. Отчего ж нет? Только слово - это ветер, а знак начертанный - на годы, если не на века.

Задумалась я.

С детских лет учили, мол, взгляни на небо, попроси богов о помощи, они и услышат. Сказывали, боги везде, кругом, всегда с нами, всегда слушают. А северяне вон особый язык, чтоб с ними говорить, придумали. Чудно!

- И руны тебе про черноту в Ладимире сказали?

Северянка быстро взглянула на меня.

- Вижу, не отстанешь. А руны говорят, что непростой он человек. Как сосуд зеркальный - видишь одно, а отражение чужое. Берегись его, Вёльма.

Ох и глупости же Хельга эта говорит! Сказано, не слушай басурман всяких!

- Вижу, тебя в ученицы к чародею приняли, - неожиданно продолжила северянка. - Если захочешь, потом обучу тебя рунам.

Я удивилась.

- Тебе это зачем?

- В Беларде вашей мало кто знает их, а тебе, раз Севером бредишь, ладно будет. Если спать не хочешь больше, давай помогу вымыться и собраться?

Она поднялась и быстро сложила свое шитье.

- Хельга, - спросила я. - Почему ты в Беларду ушла?

Скельдианка вдруг погруснела - на лице исчезло привычное равнодушие.

- Так норны решили, - ответила она.

Хотела я спросить, кто такие эти норны и почему судьбу ее решили, но промолчала.

Осень совсем близко подошла. Дыхание ее прохладное, с запахами жухлой листвы, дождевых капель, ягод спелых и первого робкого инея на ветках, уже коснулось земли. Вечер уж прежним не будет - тепло не обнимет и не коснется плеч мягкими лапами.

Из-за ворот доносился гомон людей. Трайта не спала никогда. Глухой ночью и то услышишь шаги загулявшегося прохожего или торопливое ворчание торговца, прикрывающего лавку. А уж о песнях и смехе молчу.

Алое марево заката только-только исчезло. Наступило то самое время, когда и не темно, и не светло уж. Глазу приятно, а день на исходе.

Я вышла на крыльцо, кутаясь в свою истертую старую куртку, глубоко вдохнула и улыбнулась. После пережитого благодарна была богам, что жива и невредима стою здесь.

Ладимир на другом конце двора, в рубахе с расстегнутым воротом, склонился к колчану, лежащему у ног. После выпрямился, натянул тугую тетиву лука, миг целился и выпустил стрелу в мишень - мешок, набитый соломой - стоящую у ворот.

- Что это ты на ночь глядя стрелять надумал? - проговорила я, подкрадываясь тихонько. - Никак к встрече с недругом готовишься? Иль потешиться решил?

Подошла к нему, обняла за плечи и крепко прижалась.

- Недруги нынче такие, что со спины подходят и стрела не спасет.

- Неужто и я врагом назовусь? - прошептала ему.

Ладимир отбросил лук, быстро развернулся, подхватил меня и поднял над землей.

- Пусти, бедовый! - вскрикнула я.

- Теперь не пущу, - тихо проговорил он. - Раз уж невредимой ко мне вернулась, никуда не денешься.

Я коснулась его колючей щеки, - не носил Ладимир бороды отчего-то - волос, чуть влажных от тумана вечернего, крепко обняла за шею и лбом ко лбу прижалась.

Люблю, и пусть боги меня судят.

- Лисица ты моя, - прошептал он, прежде чем поцеловать.

- На землю-то опусти, - после сказала.

- А ежели не опущу?

- А не опустишь... - прищурилась и покачала головой. - Неужто шутить с лисицей надумал?

- С таким зверем шутки плохи, - Ладимир поставил меня обратно.

- Так чего ж решил стрелять под вечер?

- Старое вспомнить решил. Чародеи посохами, а не сталью воюют. В Подлесье с ранних лет стрелять научили, на охоту каждую седмицу ходил, а здесь... Только на посылках у чародеев.

- Ничего, - ответила, поправляя ворот его рубахи, - Скоро сам в совет войдешь, других учить станешь.

- Рано еще о том мечтать.

- Рано-рано, а оглянуться не успеешь, - улыбнулась я. - Глядишь и самого Ростиха со временем сменишь.