Осьмуша злобно сощурил глаза. Кулаки его сжались так, что костяшки на пальцах побелели.
По спине моей вмиг холодок прошелся. Что-то страшное и неотвратимое будто за спиной стояло, надвигалось и не обойти его.
- Ладимир, - прошептала я, - луна...
Она уж почти в зенит вошла.
- Пей, - сам зарычал ведун.
По лицу Осьмуши пробежала странная рябь. Будто волной по коже. Пересилив себя, он сделал несколько глотков.
- Все пей.
- Да что ж ты его мучаешь? - выкрикнула Румяна и выбила из рук Ладимира кружку.
- Ах, ты, злыдня пропащая! - ругнулся он.
Драгоценный отвар, способный помочь парню, расплескался на землю.
- Вот дура-баба! Что ж ты ручищами своими лезла? - закричал Стоян.
- А чего он брату моему отраву давал?
- Да саму тебя отравить мало!
- Молчать! - закричал Ладимир.
Я стояла, едва дыша. Смотрела, как Осьмуша поднялся на ноги, весь будто передернулся и громко закричал. Не просто закричал, застонал, завыл. От голоса его у меня душа в пятки ушла.
- Все назад... - проговорил Ладимир.
- Забавушка, пойдем, - Стоян потащил ничего не понимающую девочку за собой.
Ладимир выхватил из-за пояса длинный нож, зашептал что-то и воткнул его в землю, как накануне делал.
- Не выпущу его из круга, - проговорил.
- Он перекинется?
- Не должен.
Я невольно назад отступила.
Горящие гневом глаза Осьмуши смотрели прямо на меня. То замер он, то вдруг будто судорога по телу прошлась. Выгнулся, взвыл и упал на колени. Метнулся в сторону и будто его отбросило назад. Круг, очерченный Ладимиром, не выпускал перевертыша наружу.
- Что делать нам? - спросила я, цепенея от страха. Не думала, что в мире такие страшные вещи делаться могут.
- Ждать. Луна зайдет, он вернется.
Луна...ярко она на небе светит, прямо греет своими лучами перевертыша. А тот мечется в круге невидимом, как в клетке и наружу не может вырваться.
- Ладимир, выдержишь? - прошептала я, заметив, как по виску его каплю пота ползет.
- Выдержу.
А сам все шепчет что-то. Уперся рукой в землю, будто силу свою ей отдает. Глаза его совсем другими стали, потемнели, поволокой подернулись. Помогла бы, да не умею.
Взглянув на Осьмушу, я вскрикнула невольно и, на всякий случай, ножичек свой достала из кармана да сжала крепко. Отвар, что дал ему ведун, сделал свое дело да не до конца - все дурная Румяна виновата. Обращаться наш перевертыш стал. Не до конца, лишь наполовину. Клыки да когти появились, зрачки расширились, а лицо будто и не человечье уже.
- Да что ж ты творишь, колдун треклятый? - грозно прокричала Румяна и, вырвавшись из рук Стояна, подскочила к нам. И как только сумела, коровища такая?
Схватил она нож, да и выдернула из земли.
- Отдай мне! - кинулась было я, чтоб выхватить его у дурной бабы. Неловко толкнула ее, а та наземь и повалилась.
По коже моей будто холод прошелся.
Обернулась медленно, а Осьмуша меня так и сверлит взглядом.
- Беги, Вёльма, - только и шепнул Ладимир.
Не чуя ног под собой, рванулась я куда-то вперед, в чащу незнакомого мне редкого леска. Темнотища кругом, ветки так по лицу и хлещут, а следом неперекинувшийся перевертыш бежит.
Ох, Вёльма! Нашла же себе забаву вдали от дома.
Ладимир...где ж ты есть? Где ж сила твоя?
Ох, кабы не сгинуть от когтей зверя. Так и слышу, как нагоняет он меня, по самому следу бежит, чуть ли не дыхание его ощущаю.