Я зевнула и, когда оторвалась от него, поняла, что и правда основательно продрогла. Поэтому пошла на кухню за чаем, увидела записку от миссис Хайд, что пиццу они все-таки сделали, но заморозили ее. И если захочется, то нет ничего проще, чем поставить ее в духовку на пятнадцать минут. Я поставила духовку разогреваться и достала одну.

Пицца приготовилась даже быстрее, чем заварился чай.

И тогда я услышала голоса, и мужской охрипший произнес:

— … тогда я возьму твою машину и уеду… А чем это пахнет?

Я улыбнулась и полезла в морозилку за еще одной пиццей. Хлопнула дверь кухни, и Алекс коснулся меня абсолютно ледяными руками.

— Кажется, Джейк останется на ужин, — прошептал он.

Я поставила таймер для второй пиццы и, пока доставала чашки для чая, украдкой глянула на Джейка. Глаза были красные, как будто он нырял без очков для плавания. Любые слова были лишними.

Алекс захлопнул третий по счету кухонный ящик и спросил:

— Где, черт возьми, нож для пиццы?

— Висит на стене прямо перед тобой на магнитной ленте, Гугл.

Алекс прожег во мне дыру этим своим взглядом строгого доминанта. Джейк хмыкнул.

Я достала из духовки вторую пиццу и поставила перед Алексом, чтобы он разрезал и ее. Недолго думая, следом поставила в духовку и третью.

Джейк разлил чай по чашкам и протянул мне одну, а вторую толкнул Алексу. Поднял свою и сказал:

— За вас. Поздравляю. Cпорим, будет двойня?

Мы с Алексом, не сговариваясь, переглянулись. На ум пришел почти такой же разговор в лифте, когда мы в первый раз спускались от Джейка. И то, как меня тогда пугала возможность многоплодной беременности. И слова Алекса, когда он уточнял, пугает ли меня только это или то, что рожать придется от него?

Я смотрела в его синие, отливающие сталью, глаза и думала… не могла поверить в это, но я действительно думала о том, какой счастливой стану, если у меня появятся не один, а сразу двое детей от этого мужчины.

— Знаешь что? — сказала я Алексу. — Ставь на тройню.

Он расхохотался, и я была уверена, что он думал о том же, что и я.

После ужина Джейк решил остаться у нас.

31 декабря погода основательно испортилась. Небо хмурилось, поливая мир мелким ледяным дождем, а мрачно-серый океан бросался на пляжи и скалы с ожесточением голодной собаки.

Тот самый день, когда мы должны были впервые появиться на главной вечеринке Голливуда и предстать на красной дорожке перед сотней папарацци.

Этот день ничем не отличался от трех предыдущих, которые начинались одинаково, несмотря на крекеры, орехи, тосты, бублики (да, Алекс нашел даже бублики в русском магазине) и то, что нашу кровать приходилось ежедневно перестилать после тоны крошек от всех этих снексов.

Выматывающий токсикоз был тут как тут. С невероятным упрямством он каждое утро застилал мое хорошее настроение, совсем как низкие свинцовые тучи обычно синее калифорнийское небо. Оставалось только надеяться, что как и зима, токсикоз однажды тоже закончится, а на смену ему придет весна, а моя ванна по утрам станет зоной свободной от регулярной тошноты.

У нас даже установились определенные ритуалы. Пока меня выворачивало наизнанку, Алекс успевал выпить две чашки крепкого кофе, так как после я не могла даже поцеловать его, если он пил кофе в течение дня. И он заодно подъедал мой бекон, который мне неизменно хотелось, но никак не удавалось съесть ни кусочка.

Тем же утром после утренней тошноты, ведомая плохим предчувствием, я скинула футболку для сна и встала голой перед зеркалом. Низ живота довольно внушительно округлился. Как вчера мне объяснял Алекс, это связано с тем, что мышцы пресса постепенно расслаблялись и даже расходились, чтобы позволить в свое время вырасти животу.

Мышцы пресса могли и подождать денек, думала я, кусая губы. Платье мне подобрали в тон костюма Алекса, и сделали это еще две недели назад стилисты, нанятые Эдвардом. Они выбрали для меня платье цвета бордо, обтягивающее тело до бедер, а ниже колен юбка расширялась русалочьим хвостом.

Теперь же я видела в зеркале, что мой живот предстанет на обозрение публики раньше времени. Куда раньше, чем будут сделаны заявления со