угрожать жизни командующего. Отрапортовав, что он все понял и, вне всякого сомнения, поступит именно так и никак иначе, Гюнтер разорвал связь и выругался, высказав все, что об этом думает.

Прекрасно, просто замечательно! Он преследует русский танк – судя по следам, и на самом деле один-единственный, – пушка которого может продырявить его даже с максимальной дистанции, но должен до последнего воздерживаться от открытия ответного огня! И это при том, что броня у «три- четыре» куда толще и гарантированно поразить его можно разве что в борт или корму! Schei?e! Нет, понятно, что главное – спасти командующего, но как?! Он всего лишь обычный танкист, и не более того!

Немного успокоившись, обер-лейтенант пристукнул затянутым в перчатку кулаком по закраине командирской башенки. Ладно, эмоции тут не помогут. Да и с чего он взял, что все настолько уж плохо? У него два средних и два легких танка, практически полноценный взвод. Конечно, маломощные 3,7-см пушки «тридцать восьмых» русским не опасны, но уж отвлечь противника или разбить ему гусеницу они смогут. А остальное доделают орудия «Pz. IV». Плюс командование обещало немедленно выслать помощь.

Да и не станут сейчас большевики лезть в самоубийственную, вполне в их духе, атаку – столь ценный пленник, каковым является Schneller Heinz[31], им и самим нужен, это даже не обсуждается. Наверняка они тоже получили от своего командования примерно такие же указания, что и обер-лейтенант: до последнего уклоняться от боя и любой ценой обеспечить безопасность пленного. Так что еще неизвестно, кто из них сейчас в худшем положении!

Зато в случае успеха карьера обер-лейтенанта Леманна определенно пойдет вверх: не каждому удается спасти целого командующего армией, да еще и столь легендарного, как Herr General-Oberst! После этого гауптман Кёлер уж точно больше никогда не назовет его «позорищем панцерваффе», да еще и извинится за столь недальновидно брошенные обидные слова! Да и как не принести извинения кавалеру Рыцарского железного креста, возможно, даже с дубовыми листьями, а то и мечами! Поскольку за спасение Гудериана обер-лейтенанта наверняка наградят именно высшим орденом великого Рейха!

Хоть танкист Гюнтер Леманн и воевал на Восточном фронте практически с первых дней, он совершенно не разбирался в русской культуре. Да и с чего бы ему интересоваться этими дикими азиатами?! В противном случае комвзвода наверняка припомнил бы как нельзя лучше подходящую к этому моменту поговорку, касающуюся дележа шкуры неубитого медведя…

Километра через два танк постепенно замедлил движение, после чего и вовсе остановился. Выбравшийся наружу Цыганков оглядел забитую жидкой грязью ходовую и глубокие колеи, на дне которых стояла мутная жижа, и хмуро сообщил:

– Командир, надо бы вперед пройтись, разведать.

– А что не так-то, Вить? – Василий спрыгнул вниз, отчего его сапоги погрузились в вязкую грязюку почти по самые щиколотки. – А, понял. Думаешь, болотина начинается?

– Похоже на то. Сам посуди, отчего-то ж дорогу почти забросили, местные только на телегах и ездили, да и то летом.

– Летом? – удивился лейтенант. – Это-то ты откуда знаешь?

– Так по колеям и следам коняшкиным вижу, понятное дело, – ухмыльнулся мехвод, с видимым удовольствием прикуривая папиросу. – Уж в чем, в чем, а в подобном я разбираюсь, чай, не городской. Короче, сейчас папироску добью и сбегаю вперед, погляжу, что да как. А вы с ребятами за машиной приглядите.

– Может, лучше Гришу послать? – нахмурился Серышев.

– Не, никак не лучше, командир, – мотнул головой танкист. – Машиной-то я управлять стану, потому и видеть, что впереди, нужно самому. Дорога больно узкая, ежели завязнем, сами точно не выберемся. Не факт, что даже развернуться сумеем.

Докурив «беломорину», Виктор бросил окурок в колею, закинул на плечо автоматный ремень и, зачем-то прихватив из ЗИПа топор, двинулся по дороге. Серышев же, поглядев на часы, приказал радисту вызвать штаб и доложил, где находится. На сей раз разговаривать пришлось с начальником штаба, который, уточнив их местоположение по карте, подтвердил крайний приказ командарма: следовать прежним курсом, при невозможности продолжать движение. Василий упомянул про заболоченную дорогу – оставить машину и уходить пешком в указанном направлении, где их встретит высланная навстречу разведгруппа. Заодно генерал-майор снова напомнил, что пленный не должен пострадать ни при каких обстоятельствах, за что отвечает лично лейтенант Серышев.

Завершив сеанс связи, Василий, поразмыслив несколько минут, решил отправить кого-то из танкистов с пулеметом метров на сто назад, но не успел – вернулся мехвод. Комбинезон Цыганкова оказался мокрым по пояс, а в руках танкист сжимал свежесрубленную двухметровую слегу, с какими, как помнил Васька, люди ходят по болотам.

– Ну, что там, Вить? – дернулся навстречу ротный. – Проедем?

– Приехали уже, командир, – мрачно буркнул тот, вытаскивая из-за ремня топор. – Метров через двести натуральная трясина начинается. Похоже, раньше через нее гать шла, но сейчас от нее только гнилые бревна остались – не то что танк, грузовик не выдержит. Телеги, наверное, по сухому времени кое-как проходят, если не шибко нагружены, но нам дороги вперед нет.

– Что делаем?

– Разворачиваемся. Только сначала я веток потолще нарублю или свалю пару небольших деревьев, кинем на всякий случай под гусянку. Гриша, держи