пацаны ходили в лес по грибы или орехи. Узенькая уже не дорога, а скорее тропа, и склонившиеся над ней кроны вымахавших, как казалось десятилетним пацанам, аж до самого неба деревьев…

Скрежещуще-воющий звук, донесшийся со стороны, куда вело основное шоссе, оторвал башнера от приятных, аж в груди заныло, воспоминаний. Это еще что такое? Секундой спустя раздались вполне узнаваемые гулкие удары мощных взрывов. Первый, второй… пятый… десятый… примерно на третьем десятке Степан сбился окончательно, прекратив считать. Ого, неслабо! По ходу, нехило наши немчуре всыпали! Интересно, чем это они долбят? На гаубицы точно не похоже, на бомбардировщики или, допустим, штурмовики тоже – моторов не слыхать. И не минометный обстрел – хоть и воет перед очередным взрывом, но вовсе не так, как мина, даже крупнокалиберная. Да и не расслышишь мину на таком расстоянии. Непонятно…

Спустившись в боевое отделение, Анисимов ткнул командира в плечо, жестом позвав за собой. Выбравшись наверх, ротный несколько секунд вслушивался в непонятный вой, затем широко улыбнулся:

– Так это ж, Степа, наверное, наши реактивные минометы работают! Сам я их не видал, но раненые в госпитале рассказывали. Жуткая штука, говорят, фрицы их как огня боятся! Еще в июле они фашисту под Оршей так всыпали, что те до сих пор в себя приходят! Точно тебе говорю!

– Минометы? – нахмурив лоб, усомнился товарищ, мысленно представив помянутое оружие. – А чего звук такой странный? Да и взрывы больно сильные.

– Так они ж не обычными минами стреляют, а реактивными! Ты про эрэсы, что наши штурмовики используют, слышал?

– Слыхал.

– Вот примерно такими они и стреляют, только побольше да помощнее. Видать, ту колонну, за которой мы ехали, у реки накрыли. Молодцы, коль так! Ладно, присматривай за тылом, я пока с пленным побуду, а то мало ли. Если не довезем, чую, никому не поздоровится. Держи оптику, только, смотри, не раскокай, ценная вещь. – Серышев протянул башнеру трофейный бинокль, восьмикратный «Цейсс», врученный ему лично комбатом. – Все, давай повнимательней, а я вниз…

Командир взвода обер-лейтенант Гюнтер Леманн мог с полным основанием считать себя большим счастливчиком. Пустяковая поломка трансмиссии задержала его машину почти на полтора часа; кроме того, еще одному из танков подразделения требовалось подтянуть излишне провисшие гусеничные ленты. Ротный, досадливо дернув щекой и обозвав его позорищем панцерваффе, разрешил остановиться на ремонт и даже оставил в качестве сопровождения пару легких «Pz. 38» (t) из состава группы управления[30]. Последнее Леманна не удивило – после вчерашнего разгрома, учиненного атаковавшими из засады русскими танками, передвигаться поодиночке не рекомендовалось.

Если бы не эта поломка, Леманн наверняка попал бы под удар чудовищного нового оружия большевиков и, вполне вероятно, оказался в числе тех нескольких сотен погибших, что в клочья разорвали на речном берегу реактивные снаряды. Или сгорел вместе с танком, как закончили свою бренную жизнь многие из его камрадов. Но Гюнтеру повезло. Повезло настолько, что он не только не успел догнать основную колонну, но еще и опоздал к короткому и не слишком понятному бою в нескольких километрах от реки.

Что именно там произошло, обер-лейтенант точно не понял. Вроде бы командующий «2. Panzerarmee» господин генерал-полковник Гудериан, решивший внезапно отправиться на передовую, попал в танковую засаду большевиков и пропал. Или не пропал, а скорее всего, что и вовсе немыслимо, был захвачен в плен и увезен на одном из русских танков, которых, по разным данным, могло быть от одного до двух единиц. Короче говоря, ничего толком Гюнтер не знал – только то, что ему приказывается немедленно начать преследование, в первую очередь обнаружив, где именно русские свернули с шоссе и в какую сторону направились. Отдельно оговаривалось, что ни в коем случае не следует первыми открывать огонь, из чего обер-лейтенант сделал вывод, что генерал-полковника все-таки считают живым. Ну, или подстраховываются, что тоже вполне понятно… Полученное задание, если начистоту, Леманну очень не понравилось, ну да тут уж ничего не попишешь. Все лучше, чем оказаться под вражеским арт-обстрелом…

Место, где пропал командующий, прошли не останавливаясь, хоть посмотреть тут и было на что: взорванный грузовик, от которого осталась лишь перекрученная рама да отброшенные далеко в сторону мосты, раздавленная пушка и перевернутый бронетранспортер, в борт которого словно со всей силы впечатался исполинский молот. И самое главное – остатки колонны пропавшего Гудериана. Уже почти догоревший, рыже-черный от жара «двести пятьдесят первый» с развороченной попаданием снаряда передней броней. И двухосный «Sd. Kfz. 222» в командирском варианте, без пушечной башни и с дополнительной антенной решеткой. Небольшой броневик выглядел абсолютно неповрежденным, так что сведения касательно пленения генерал- полковника, вероятно, и на самом деле соответствовали действительности. А еще были трупы, много трупов, целых и не очень, уложенных вдоль обеих обочин. Над дорогой стоял знакомый Гюнтеру густой смрад недавно закончившегося боя: пахло сгоревшей резиной и горячим металлом, взрывчаткой, бензином и горелой человеческой плотью. Обер-лейтенант воевал уже третий месяц, так что не стал даже закрывать рукавом комбинезона нижнюю часть лица, как порой делал раньше, просто задержал дыхание, пока танк, плавно покачиваясь, переползал через искореженные, дымящиеся обломки. Занимающиеся сортировкой убитых и раненых солдаты молча сторонились, провожая танки безразличными взглядами.

Найти обозначенную на карте развилку, единственное место, где большевики могли свернуть с шоссе, оказалось не сложно: разворачиваясь, вражеский танк оставил четко заметные следы гусениц. Остановив машину, Леманн спрыгнул вниз, убедившись, что никакой ошибки нет, не узнать характерные отпечатки широких траков «Pz. 34» опытный танкист, разумеется, не мог. Забравшись обратно на броню, обер-лейтенант натянул наушники и доложил об обнаруженном в дивизию, в очередной раз выслушав, что следует проявлять особую осторожность и ни в коем случае не предпринимать ничего, что может