образом наказывает меня за то, что я не приняла деда, когда он сам делал шаг навстречу?
Не знаю, сколько времени длились мои терзания, но привели они к закономерному итогу: преисполненная чувства вины, я набросила на плечи плащ и вышла на улицу. Ночь была наполнена звуками дождя, шорохами и жуткими кривыми тенями деревьев. Фамильный склеп Бреннонов находился в самой дальней части фруктового сада, разбитого за домом.
Шла я быстро, стараясь не обращать внимания на пугающие шорохи и не намочить фитилек захваченной с собой свечи, но все равно успела изрядно промокнуть, поэтому даже немного обрадовалась, приблизившись к склепу. Надо же, если бы не характерная архитектура постройки, по размерам его вполне можно было бы принять за дом.
Углы здания венчали статуэтки миниатюрных василисков – символа древнего рода Бреннон. Их глаза тускло светились мягким голубым светом – признак многочисленных охранных заклинаний. Я нерешительно взялась за кольцо на одной из створок дверей и потянула на себя. Дверь со скрипом поддалась, и я юркнула внутрь.
Не закрывая дверь, чтобы оставить немного света от луны, запутавшейся в черных ветвях деревьев, я достала свечу и дрожащими руками зажгла ее. Несмелый огонек несколько раз встрепенулся, затрещал расплавившийся воск, и пламя ровно засияло в кромешной тьме.
Мне предстояло спуститься вниз по короткой лестнице и найти нишу с именем деда, что я и сделала, поразившись, сколько представителей рода Бреннон покоится в этих стенах. Мистер Доминик, впрочем, был погребен недалеко от лестницы, и я, вздохнув, остановилась перед нишей с его прахом. Издавна в Диосте повелось тела аристократов сжигать, а прах помещать в красивейшие урны, которые потом расставляются в семейных склепах. Я смотрела на имя деда, выгравированное на бетонной плите, и не знала, что сказать.
– Мистер Бреннон, – наконец заговорила я, – дедушка. Я знаю, что душа твоя, как и всех людей, бессмертна, и знаю, что она помнит момент кончины. Меня считают убийцей, но твоя душа знает, что я невиновна. Так помоги же мне! Думаю, ты должен объяснить мне многое. Кем была та девочка, что приезжала к тебе погостить? Почему все считают твоего единственного сына мертвым?
Я честно пыталась спокойно рассказать обо всем, но, едва в памяти всплыл сегодняшний допрос, не смогла сдержаться. Слова срывались с губ сами, выплескивая всю обиду и отчаяние. «Нельзя винить мертвецов», – часто говорила мама, но я была твердо уверена, что именно мистер Бреннон со своим неуместным наследством виновен в том, что меня подозревают.
Говорила и говорила, пока слова не закончились. Всхлипывая и вытирая внезапно подступившие слезы, я подождала немного, но передо мной так и не появился дух деда, который, кстати, должен был бы устыдиться и повиниться как минимум. Зато, уже разворачиваясь, чтобы уйти, я случайно заметила странное свечение, исходящее от одной из урн.
Я медленно подошла к нише с надписью «Рилиан Бреннон» и прикоснулась к светящейся урне. Та пошатнулась, словно в ответ на мое прикосновение, но и только. Сакральный смысл происходящего я пока постичь не могла. Уже собралась отдернуть руку от покрытой молитвенными символами урны, но не смогла преодолеть жгучее желание открыть ее.
Откровенно говоря, умом я понимала, что нельзя открывать вечное пристанище чьего-то праха, но желание было столь настойчивым, что я поднялась на ступень и, оказавшись на одном уровне с урной, сдвинула крышку. Моя рука сама опустилась в серый, пылеобразный прах. О Безликая, как же мне было противно и страшно до чертиков, но я в склепе, который защищен от магии, значит, говорить со мной могут только духи, а духи рода никак не навредят родной крови. Ведь то, что происходит сейчас в склепе, – не иначе как знак, поданный предками. Надеюсь, они хотят помочь. Поэтому, стиснув зубы, я шарила рукой в субстанции, похожей на печную золу, и совершенно не понимала зачем.
Неожиданно рука коснулась чего-то твердого, и я вскрикнула – неужели кость? Медленно достала из урны свою находку и обмера от сковавшего душу ужаса. Это был палец. И я уже собиралась упасть в обморок: характерно занемели ноги, голова начала кружиться. Но здравый смысл внезапно возопил о том, что пальца миссис Рилиан, погребенной более сорока лет назад, здесь просто не может быть!
Я поднесла находку ближе к лицу и со всей очевидностью осознала – палец металлический. Искусно выкованный, длинный, с аккуратным ноготком, но никак не человеческий.
Странное дело, но, едва палец оказался в моих руках, желание копаться в прахе дальше отпало напрочь, сменившись брезгливостью.
– И что мне с этим делать? – в надежде на ответ спросила я.
Но ответа не было.
Некоторое время я раздумывала. Если мне это показали – значит, это важно или имеет какое-то значение лично для меня. Поэтому стоит оставить странный предмет себе до выяснения его назначения. Тем более что ради него мне пришлось буквально по локоть погрузить руку в прах бедной миссис Рилиан. Вспомнив о руке, вымазанной пеплом, я поморщилась и поспешила покинуть склеп, пока сердобольные духи семейства Бреннон не заставили меня выпачкаться еще кем-нибудь из них.
После душного темного склепа, из которого я выбиралась почти на ощупь, цепляясь за все подряд, потому что свеча-предательница потухла, и странных событий, произошедших в нем, ночной сад казался не таким уж и страшным. Дождь весело шевелил кроны деревьев, иногда доносились звуки с центральной улицы города, ржание лошадей. И внезапно я осознала, что дорога к склепу совсем не жуткая, в отличие от самого склепа…
Дверь скрипнула, впуская меня в окутанную жаром камина гостиную. Сняв плащ, я без промедления направилась в свою ванную комнату. Я никогда