Господи, я чувствовала себя так, будто лгу на исповеди. И дело касалось не моего жалкого вранья относительно работы, а губительной лжи, которой была окутана моя мать. Теперь и я была посвящена в страшную тайну — Гарверд никто не забыл — и я должна молчать. Неужели это и есть ложь во благо? Или это просто способ уйти от проблем?
— Пожалуй, я не голодна… — бросила я, поднявшись из-за стола: — У меня есть кое-какие дела в центре.
— Сейчас? — встревоженно повернулась Дейна.
Сейчас или никогда. Пожалуй, бабушка ни за что не простит мне того, что я собираюсь сделать. Но ведь никто не обещал ей, что моя мать до самой смерти будет прикована к дому в Каптике.
Когда я вышла во двор, день медленно клонился к полудню. Солнце пекло, небо было ясным и безмятежным. Прихватив сумку и деньги на такси, я быстро шагала к тротуарной дорожке, как вдруг из-за кустарника выехал автомобиль и притормозил у моей калитки. От неожиданности я резко остановилась, наблюдая, как дверца дорогого авто открывается и на асфальт ступает мужская нога, обутая в дорогущую туфлю.
Питт обычно не одевался так: строгий деловой костюм, белая рубашка, тонкий черный галстук, чуть расслабленный на шее. Светлая челка была уложена гелем, на запястье сияли дорогие часы. Пленительное зрелище для любого эстета.
Небрежным движением Сайверс снял солнцезащитные очки, впиваясь в меня немигающим требовательным взглядом.
Только не это, чтоб меня!
— Лимма, не уходи, пожалуйста, нам надо поговорить, — крикнул парень, видя, что я медленно отступаю.
Это было тихое кафе, одно из тех, что такие люди, как Питт Сайверс, обходят стороной. Без лишнего шика, помпезности и дороговизны. Здесь кофе стоил, как кофе, а не сапфировый самородок. И официантки здесь улыбались приветливо и искренне.
— Гм… — откашлялся Питт, примостившись в углу на кожаном диванчике и неловко озираясь по сторонам.
В это время в кафе было немноголюдно, но и те гости, что забрели сюда в разгар дня, глядели на Сайверса озадаченно. Определенно, он был слишком хорош. И для этого места, и, конечно, для своей спутницы.
— Вчера тебя не было в университете. Я ждал… — произнес Питт, вскидывая светлые глаза.
— Мне дали выходной.
Его длинные крепкие пальцы переплелись на столешнице.
— Это все неважно… — вдруг проговорил он, не спуская с меня пытливого взгляда, — главное, что произошедшее не сильно тебя напугало. Я знаю, как настойчива может быть моя мать… Кроме того, та идея была откровенно идиотской. Сам не знаю, чем я думал, когда привел тебя на пляж. Я не хочу, чтобы у тебя из-за этого были неприятности.
Можно было просто часами смотреть на него. И неважно, что он говорит. Между нами была какая-то прочная привязанность. Что это? Наваждение? Любовь? У меня в животе все сжималось, а по позвоночнику бежали электрические импульсы.
— У тебя есть невеста, Питт…
Парень изменился в лице, закусил нижнюю губу, обдумывая следующее:
— Моя жизнь распланирована, словно школьное расписание. Я всегда знал, что меня ждет в будущем. Я, в принципе, был полностью с этим согласен. До недавнего времени…
Я не тешила себя мыслью, что все изменилось из-за меня.
— Лимма, — наперекор моим мыслям заявил Питт, — я просто представить не могу, что между нами все закончится.
— Мы очень разные.
— И это мне нравится.
Господи, и мне это нравится. Знал бы он, как сильно!
— Питт, я выбрала для себя науку.
— Отлично, я же не против…
— Ты не понимаешь, — терпеливо объяснила я, — заниматься наукой и жить ею — это разные вещи. Я намерена посвящать себя ей двадцать четыре часа в сутки без перерывов и выходных, пока не добьюсь результата. Это призвание, понимаешь? Без этого моя жизнь бессмысленна.
Сайверс некоторое время молчал, сдвинув брови и опустив взгляд.
— Это что-то вроде футбола для меня?
— Да, но только сильнее. Ты в любой момент можешь бросить игру, а я не могу. Это часть меня. Я с пеленок хотела спасать жизни.
— И? — теперь его взор обжигал. — Хочешь сказать, что между нами ничего не может быть?
— …думаю, да.
— Лимма, это относится только ко мне или ко всем мужчинам? Ты решила умереть девственницей? — несколько раздраженно пробубнил Питт, задев какие-то болезненные струны в моей душе. — Тебе не кажется, что ты все усложняешь?
