судя по отсутствию запаха – давно пустующим.

Вся западная часть фасада дома, до самой крыши, заросла вьющейся камелией, в трех окнах на первом этаже горел свет. Дверь была со стеклом, не заперта, и я сперва ножом срезал колокольчик, извещавший всех о ее открытии, а после уже вошел, держа автомат на изготовку.

В темно-зеленом коридоре, свернувшись на коврике, спал большой черный терьер. Он шевельнул ушами и открыл глаза, почувствовав дуновение сквозняка. Потянул большим черным влажным носом, но перья Вороненка действовали. Пес вновь положил голову на лапы, и мы осторожно зашагали по грязной ковровой дорожке.

Справа, закрытая стеклом, словно бюро клерков, была комнатушка, в которой горел свет. Охранник в гимнастерке с расстегнутым воротом покачивался на стуле, мешал ложкой чай в стакане и слушал тихое радио, то и дело шипящее и потрескивающее. Его товарищ дрых на кушетке, отвернувшись к стене и накрыв голову подушкой.

Очередная ночная смена. Пустая, скучная, бесконечная рутина, хочется спать, но работенка непыльная, потому что в девяносто девяти процентах случаев ничего не происходит, утруждаться не надо, а денежки капают. Для многих подобная работа – настоящая мечта. Для других… я знавал ребят, которые уже через пару месяцев лезли на стенку от тоски и однообразия, прося отправить их патрулировать хоть самые злачные трущобы Хервингемма, лишь бы не проводить и дня в отделе хранения улик или архиве.

Здесь было несколько комнат, я заглянул в них, не став включать свет. Довольствовался лишь зеленоватым светом коридорных ламп.

Ничего необычного. Столы, стулья, телефоны, шкафы. Вряд ли где-то в мусорной корзине прятался Кражовски.

Если честно, придя сюда, я на это не рассчитывал. С того момента, как его увели из Гнезда, прошло довольно много времени, и с каждым днем найти ученого все сложнее. Причин этому тысяча, и самая примитивная – помощника Хенстриджа могло давно уже не быть в живых. Но прежде, чем идти в дом к Брайсу, проверить все же стоило.

Ступеньки в подвал, деревянная рассохшаяся дверь, запертая на засов. Я сдвигал его осторожно, чтобы металлический лязг не услышала собака, спящая наверху. Черканул лучом фонаря по стенам подвала, нашел черный рубильник выключателя, поднял.

Продолговатые лампы под потолком, неприятно мигая, зажигались одна за другой. Пахло влажной сыростью и диким зверем. Мюр втянула воздух носом и, словно читая мои мысли, поменяла положение «Астры» так, чтобы начать стрелять, как только возникнет угроза.

Очень знакомый запах, скажу вам честно. Так смердели проулки в Старой Академии. Так пахли контаги.

Впереди дорогу перекрывала мощная решетка, и я остановился перед ней, сомневаясь: хочу ли идти дальше? Мороки с контаги не оберешься. Но у Мюр сомнений как раз не было, и она, посмотрев на меня, положила руку на рычаг, блокировавший открытие.

Я быстро поменял магазин в автомате на тот, в котором были патроны с экспансивными пулями, кивнул ей, и девушка распахнула «дверь». Коридор поворачивал буквой L, и мы действительно оказались в тюрьме. Маленькой, частной и никому не известной. Камер было четыре. Три пустых, без всякого намека на присутствие Кражовски, а в четвертой спал контаги. Он все еще оставался наполовину человеком, только плечи разрослись вширь, покрылись какими-то отвратительными пузырями размером с арбуз. Мы отступили назад, несмотря на то что заразившийся моторией вряд ли бы нас заметил.

Я мотнул головой, указав Мюр на выход, закрыл за собой решетку, погасил свет, и мы поднялись наверх. Охранник, который встретился нам на улице, как раз входил внутрь, озадаченно держа в руке срезанный мною колокольчик.

– Веревка, кажется, перетерлась, – сказал он, показав находку товарищу, слушавшему радио.

– Все тихо?

– Да. Дошел до восточного крыла, старик спит.

– С чего он почти всех отпустил? Разъехались по домам, только мы торчим да ребята Риткина.

– Иди спроси сам у Брайса. А я греться. Чай остался или все выдул?

– Глянь в термос. Тебе еще эту тварь кормить.

– К черту контаги. До утра потерпит.

Мы оставили их препираться, отправившись к нашей основной цели.

Особняк – удивительно легкое, воздушное здание, точно прилетевшее сюда из сказок о фэйри, – был белым, ажурным, с тонкими колоннами, невероятным изгибом парадной лестницы, «хрустальным» куполом, по форме напоминающим обсерваторный. Все подходы к нему освещали яркие лампы, и нам оставалось лишь посчитать охранников.

Я заметил шестерых. Двое, облокотившись о перила лестницы, курили, поглядывая в сторону парка, и лениво беседовали, подняв воротники шинелей. Еще трое обходили здание по периметру, находясь на разных прогулочных дорожках. Кто-то шел быстрее, кто-то медленнее, один вовсе остановился, непонятно зачем обрывая сухие веточки с куста.

Скорее всего, были и другие, те, кто находился в остальных частях парка или за зданием.

Через парадный вход лучше не рисковать, охрана вряд ли упустит из виду, что огромные двери открываются и закрываются сами по себе. Мюр думала точно так же, взяла меня за руку, потянула за собой, в сторону розария, куда-то к восточному крылу, и я рассудил, что она знает это место куда лучше, чем я думал. Нет смысла удивляться. Дом построен не вчера, возможно, при прежнем правителе он был куда более знаком одной маленькой девочке.