В эту ночь они отдыхали на открытом воздухе – по-настоящему близко к небесам. Весь купол неба был усеян мерцающими звездами. Время от времени то одна, то другая падала, перечеркивая яркой линией небосвод. Лагерь затих. Легионеры подтаскивали свое снаряжение к кострам и внимательно его осматривали, полируя и смазывая пластины доспехов маслом. На дыры, протертые в коже, ставились заплаты, мечи и топоры тщательно затачивались. Кто-то принялся разговаривать – несколько громче, чем обычно. Роупер обратил внимание, что вокруг его костра царила тишина. Грей ушел делать напутствие Священной Гвардии накануне предстоящей битвы и напомнить им об их долге. Анакимы по-прежнему уступали сатрианцам в численности в несколько раз, предстоящий бой обещал стать очень тяжелым, и мысли об этом не могли не тяготить легионеров.

– Скаллагрим, – позвал Роупер, нарушив тишину. – Ты так и не рассказал нам о Харстатурской битве.

Такие рассказы передавались в виде песнопений или поэм, заучиваемых наизусть. Песен таких существовало тысячи, даже десятки тысяч, и в них подробно описывалась вся история Черной Страны. Все они бережно хранились сестринской общиной, занимавшей Академию – пирамиду у Главной Цитадели. Песни составляли живую летопись страны анакимов и имели исключительное значение для общества, в котором отсутствовала письменность. Главная Хранительница Истории и ее Помощница присутствовали на каждом совете Черной Страны, приводя исторические прецеденты, если их об этом просили, и одновременно составляя рассказ о текущих событиях. Рассказ этот тут же запоминался ими в общих чертах. Для проведения углубленных исторических исследований или для воскрешения событий, произошедших более двенадцати тысяч лет назад, требовалось посещение кельи, в которой проживали три женщины-историка, специализировавшиеся на каком-то отдельном историческом периоде. Таких келий существовало несколько сотен. Любой, кто хотел повысить свой уровень, как барда, или расширить репертуар, мог договориться о встрече с Главной Хранительницей. После этого она провожала барда в соответствующую келью и давала возможность выучить столько поэм, сколько тот пожелает. Обычно барды пели свои песни в качестве развлечения на большие праздники, но сейчас, перед решающей битвой, с помощью них можно было хоть немного отвлечься.

Скаллагрим был старым воином, и дорога теперь не давалась ему так же легко, как в молодости. Правое плечо было до такой степени изранено в прежних битвах, что запросто выходило из сустава, если он вдруг резко поднимал руку. Натертые рубцы на бедрах и икрах ног заставляли его стонать, когда он вставал или садился. Порою он испытывал затруднения с дыханием, и тогда ему приходилось растирать себе грудь – это были последствия полученного когда-то удара боевым молотом. В настоящий момент Скаллагрим готовился к грядущему дню, обматывая кожаным ремнем слабое правое колено.

– Вы бы хотели послушать, милорд? – спросил он, закрепляя обмотку и осторожно пробуя согнуть ногу.

Роупер ответил, что хотел бы. Несколько мгновений Скаллагрим задумчиво смотрел на огонь, затем вдохнул полную грудь воздуха и начал петь. Песни часто исполнялись под аккомпанемент барабанов и горлового пения, но сегодня в качестве единственного украшения выступило само это место – вернее, то чувство значительности и ожидания чего-то великого, которое наполняло здешний воздух. Воины, занимавшиеся снаряжением, оставили свои дела, пододвинулись ближе и постарались полностью раствориться в повествовании.

История эта началась пятнадцать тысяч лет назад – с появлением первых сатрианцев. Небольшая их группа вышла из пустыни на востоке. Кто они такие и откуда прибыли – никто точно не знал. Кто-то говорил, что это предвестники будущей Катастрофы – той самой огромной змеи, которая грозила однажды опрокинуть мир. Другие полагали, что предыдущие тысячи лет холода отсекли и разорили какую-то общину анакимов, в результате чего те выродились в чахлых сатрианцев. Третьи же считали, что это не люди, а подземные гномы, вырвавшиеся на поверхность в результате некой собственной междоусобной войны. Как бы то ни было, но за первой группой последовала вторая – уже больше, затем третья, пока в конце концов сатрианцы не хлынули сплошным потоком, состоящим из мужчин, женщин и детей – из какого-то далекого, не известного анакимам источника. Они шли со своим языком, своими собственными инструментами, своими обычаями и историей. Это был полностью сформировавшийся народ, и встреча с анакимами потрясла их не меньше, чем анакимов потрясла встреча с ними.

Первые контакты двух рас не были враждебными – скорее, осторожными. Но, после того как они узнали друг друга получше, осторожность уступила место смятению. Сатрианцы отличались непоседливостью, были прожорливы и не имели корней. Для анакимских умов это было непостижимо. Смятение оказалось взаимным: сатрианцы были не в силах понять грубое анакимское искусство и его минималистский символизм. Пришельцев пугала невозделанная дикость, от которой анакимы приходили в восторг. Они пренебрежительно относились к инструментам, которыми пользовались эти гиганты, и в целом – едва находили с ними общий язык.

В те времена анакимы были огромны – не менее девяти футов[30] ростом – и их близкое соседство пугало мелких сатрианцев. Несмотря на то что даже такое различие можно было преодолеть, сатрианцы начали понимать – тот образ жизни, который они вели, был не единственно возможным для людей. Теперь, после того как раздельность проживания на Земле двух рас оказалась нарушена, придется менять весь ход развития их цивилизации, иначе сатрианцы рискуют просто исчезнуть.

По мере того как росла их популяция, они стали проявлять все больше враждебности. Множились небольшие стычки, сеявшие недоверие, и скоротечный период мирного сосуществования двух рас подошел к концу. Так началась Эпоха Искоренения. Со всей своей особой и странной ненасытностью, сатрианцы принялись выдавливать анакимов из Эребоса. Они захватывали анакимские земли и уничтожали дикие леса, насаждая везде свои собственные сатрианские порядки. Прибывающих сатрианцев становилось все больше, обрабатываемые ими земли – все более густонаселенными, а усиливающийся конфликт с анакимами дал толчок для их развития. Они переняли у анакимов луки, улучшив стрелы для более точной стрельбы, а анакимские кость-панцири подсказали идею доспехов из аспидного сланца и вываренной кожи. Они пробрались даже на север, и, казалось, прилив этой