Они с Греем стали чрезвычайно далеки друг от друга с тех пор, как последний заменил собой Асгера – друга детства Уворена – в качестве второго командира Гвардии. Хелмица же Уворен игнорировал вовсе.

– А вы как? Готовы?

– Само собой, сэр.

Уворен осмотрел Грея с головы до ног.

– Я знаю, тебе нравится быть готовым к смерти. Но завтра этого будет недостаточно. Я не разрешаю тебе умирать, пока твой клинок не затупится и не покроется запекшейся кровью. Слышишь меня, лейтенант? Только когда ты полностью выложишься, я дам тебе право на смерть.

При этих словах Грей улыбнулся, глядя на огонь.

– Спасибо, сэр, но моя смерть ждет разрешения моей жены. И пока я ей нужен, я буду делать все возможное, чтобы выжить.

– А как насчет моего разрешения? – возмутился Роупер. – Я его не давал.

Грей склонил голову в сторону Роупера, не сказав больше ни слова.

Последовала долгая пауза, во время которой Уворен разглядывал Черного Лорда, знакомо кривя губы.

– Знаешь, в чем разница между мной и тобой, лорд Роупер? Я никогда не был настолько глуп, чтобы связываться с Вигтром. Что бы ты ни обещал этому человеку, ты никогда не сможешь его удовлетворить. Рано или поздно он тебя уничтожит.

– Между нами гораздо больше различий, капитан, – ответил Роупер. – Уходи. Есть еще много костров, где тебя хотят видеть больше, чем здесь.

Уворен поклонился с ироничным видом и зашагал прочь. Роупер и Хелмиц посмотрели ему вслед. Грей продолжал глядеть на огонь, не обернувшись.

– Когда я был молод, – спустя некоторое время заговорил Грей, – я постоянно думал о смерти.

Он задумался.

– Я был буквально одержим ею. В то время, как мои сверстники упражнялись в боевых искусствах или охотились, я был озабочен мыслями о том, что все это когда-нибудь подойдет к концу. Буду ли я испытывать боль? И что случится потом? Будет ли там лучше, чем при жизни, или хуже? Что я почувствую, когда увижу смерть? – Он заговорил так тихо, что Хелмицу и Роуперу пришлось наклониться, чтобы все расслышать. – Это самая главная тайна. Но на самом деле в смерти меня пугала одна только вещь – как я на нее отреагирую. Представляя момент смерти, в своем воображении я всегда оказывался трусом. То я умолял врага о пощаде, прежде чем получить последний удар. То убегал от него, словно обезумевшее животное.

Я был довольно неплохим мечником, и мне казалось, что я неплохо разбираюсь в тактике, но, когда меня повысили до полноценного легионера, мне подумалось, что это какая-то ошибка. Я был в ужасе от того, что может случиться, когда я пойму, что умираю. Я же обязательно опозорюсь. Мои сверстники выглядели такими спокойными, такими непринужденными, а я знал, что я трус…

Но все изменилось после первой битвы. Мой лучший друг по хасколи – парень одного со мною возрата – был пронзен в грудь копьем и рухнул рядом. Вам знакомо это чувство, милорд. Вы своими глазами видели, как в вашего отца попала стрела, и были вынуждены скакать за ним прямо в толпу врагов. Могу предположить: вы чувствовали то же самое, что почувствовал я в тот момент, когда мой друг Колбейнн упал.

Я помню только ярость… чистую ярость. Я никогда не был настолько ошеломленным. Я был полностью, совершенно одержим. Я отрубил голову сатрианцу, нанесшему удар, и потащил умирающего друга в тыл прямо через боевые порядки…

Грей вдруг умолк. Роупер знал, что его нельзя подгонять, и терпеливо ждал продолжения. Хелмиц закончил есть и отложил миску в сторону, уставившись на огонь.

– Он понимал, что умирает, – продолжил рассказ Грей, – и я ничем не мог его обнадежить. Кровавая пена шла из раны и изо рта. Ничего уже нельзя было сделать. Я просто встал на колени рядом и говорил – что я здесь, что я рядом с ним и что он умирает с честью…

Лицо Грея задрожало.

– А мой друг, Колбейнн… он был таким спокойным… Он понимал, что ему конец, и нисколько не переживал. Просто смотрел на меня и пытался улыбаться. Он сказал, что знает теперь: когда приходит смерть, с ней можно примириться. И что это очень легко…

Грей глубоко вздохнул, не отрывая взгляда от костра, потом сел немного прямее.

– Воспоминание о друге поддерживает меня и придает мне сил уже больше сотни лет. Колбейнн был героем. Кто знает, может, на самом деле он был в ужасе и сказал так, чтобы поддержать меня? В любом случае его пример служит для меня вдохновением. Но мне хочется верить, что он сказал правду. Смерть – это не страшно, потому что, когда она приходит… когда у тебя не остается другого выбора, с ней можно примириться.

Он наконец посмотрел на Роупера и улыбнулся:

– Я верю в это. Помните о моей мечте? О той цели, ради которой я живу? Рейнар Высокий научил меня тому, что самоотречение позволяет встретить смерть с готовностью, а Колбейнн показал, что можно спокойно принять даже самое суровое испытание. В свой последний день я хотел бы проявить готовность Рейнара и стойкость Колбейнна. Если у меня получится, я буду считать, что с честью выполнил самую главную работу своей жизни. Пойдемте, милорд, – сменил он вдруг тему. – Последуем примеру Уворена.