– Успешно, лорд, – осторожно ответил Торри. – Договор пока небольшой, ограниченный поставками шерсти и меди в обмен на зерно и железо, но благодаря ему у нас появится хоть какой-то источник дохода. Со временем, когда отношения улучшатся, он может вырасти в нечто большее. Это было мудро, лорд. Мы дали понять, что отныне Черная Страна готова возобновить сотрудничество с внешним миром.
– Отличная работа, Советник. Это послужит хорошим началом. Я так понимаю, договор вступит в силу сразу после окончания зимы?
– Точно так, лорд. В море сейчас слишком бурно, но с весны обязательно начнем.
Советник провел с ними еще какое-то время, рассказав о Ганновере. Анакимы не любили путешествия. Едва ли один анаким из десяти тысяч мечтал выехать за пределы своей страны. Оттого и тот образ чужих земель, который нарисовал Торри, отличался особым, немного тревожным очарованием. Он рассказал о странном ганноверском диалекте – почти непонятном для ушей граждан Черной Страны. О том, что ганноверские князья уже переняли загадочную сатрианскую любовь к золоту (хотя и не могли точно ответить, в чем именно состоит его ценность) и живут в огромных дворцах, возвышающихся над крутоскатными крышами лачуг своих подданных. О том, что у них нет постоянных легионов – только личные боевые отряды князей и гражданское ополчение, мобилизуемое в случае нападения сатрианцев. Еда у них очень странная: хоть они и пекут хлеб, но он очень терпкий на вкус, а камни, которые они используют для помола, крошатся в пыль, портя муку. Не менее непонятны их обычаи. И даже сама страна пахнет не так, как здесь: в воздухе постоянно висит пыль и известь от непрерывно строящихся дворцов, вдоль улиц по открытым канавам текут грязные сточные воды, а пивоварни, не ограниченные одним определенным районом, наполняют весь город запахом ячменя, меда и дрожжей. Там даже дым пахнет по-другому – не богатым мягким ароматом пылающего угля, доминирующим в Хиндранне, но более жестким тяжелым запахом, который исходит от дров из ясеня и дуба. Услышав об этом, Роупер вздрогнул, а Кетура сказала, что ей нездоровится.
Для анакима дом – это нечто живое, то, что растет со временем. Он медленно погружает корни в землю – по мере того, как все больше воспоминаний о близких людях и особых моментах жизни становятся связаны с этим местом. Он становится единым целым с окружающими холмами, горами, лесами и реками. В ночное время анаким точно знает, какому моменту должно соответствовать то или иное расположение звезд, поэтому не нуждается в приборах для измерения времени. Ему известно, из-за какого пика покажется солнце в зимнее солнцестояние и как будет пахнуть земля, когда начнутся весенние дожди. Ему знакомы все старые деревья в лесу. Он знает, что мир населен духами, сотканными из ярких воспоминаний о людях, когда-то живших здесь или побывавших проездом. Оторванность от этих корней вызывала горькое чувство
Конечно, анакимам приходилось время от времени бывать за пределами своей страны. Они регулярно вторгались в Сатдол на протяжении столетий. А когда им казалось, что военный опыт, который они получали на острове, уже недостаточен, они посылали легионеров за море для участия в чужих конфликтах, чтобы те могли обновить свои быстро устаревающие военные навыки. Но такие командировки вызывали среди анакимов страшное уныние. По всеобщему мнению, именно этим объяснялся тот факт, что воевать против анакимов, находящихся на своей земле, было гораздо страшнее, чем против тех, кто оказывался на чужбине.
Как только Торри ушел, Роупер опустил дверной засов и закрыл ставни, поскольку тучи разошлись и обнажили луну, свет которой теперь ярко отражался от снежных наносов. Знает ли Кетура о том, что он держит Холодное Лезвие под кроватью? Это была последняя мысль, которая мелькнула в его голове перед тем, как он заснул. Возможно, потому Уворен и вооружил себя – каждую ночь в воспаленном мозгу Роупера эти два знаменитых оружия сталкивались в бою. Засыпая, он позволил себе погрузиться в эту темную битву.
На следующее утро, воскреснув в очередной раз после ран, нанесенных в ужасном сне Костоломом, Роупер оделся, чтобы совершить традиционный объезд улиц. Сегодня был самый холодный день за всю зиму, поэтому Роупер надел на себя целых две шерстяные туники: одну под низ – тонкую и хорошо подогнанную, другую – более свободную и толстую, которую затянул сверху поясом. Затем перчатки из козьей кожи, штаны из лосиной шкуры, высокие воловьи сапоги с шерстяными носками и все тот же волчий плащ. Надев его, он почувствовал, как что-то укололо его в спину. Скинув плащ и исследовав внутреннюю его сторону, он обнаружил приколотый к меху кусочек хлопковой ткани. Бегло взглянув на него, он решил рассмотреть подробнее и почти сразу же заметил напечатанное на нем изображение.
– Что это? – спросила Кетура.
Она уже стояла в дверях, полностью одетая, скрыв короткие волосы капюшоном. Заниматься плетением она не могла, поскольку к рукам ее до сих пор не вернулась былая чувствительность. Вместо этого она собралась сходить в Академию и поискать там какую-нибудь информацию о Криптее.
– Ничего, – ответил Роупер, скатав кусочек ткани в шарик и бросив его в огонь. – Наводи справки осторожнее. – Кетура кивнула. – Увидимся вечером, жена.
Улыбнувшись, Роупер поцеловал Кетуру, и она ушла. На столе остались лежать оставленные ею продукты – пласты вяленого лосося и брусника. Роупер сложил все в большой подсумок на ремне и пристегнул рядом Холодное Лезвие.
Прежде чем выйти, Роупер бросил последний взгляд на камин под огромной лосиной головой на стене. Комочек ткани медленно разворачивался от жара углей. Наконец он раскрылся достаточно для того, чтобы стало заметно напечатанное на нем изображение, – кукушка с распростертыми крыльями. Кукушка медленно поблекла, хлопок посерел и вдруг вспыхнул пламенем, но Роупер этого уже не видел, поскольку вышел из покоев.
Вместе с Хелмицем они пошли по улицам. Крепость выглядела гораздо веселее – для полудюжины общин сегодня был снят карантин, поскольку ни
